Мы чувствовали себя очень неприятно, стоя лицом к лицу с главными изобретателями авантюры, в которой нам предстояло принять участие.

Мне вообще в какой-то момент стало противно. Во что же мы вляпались?

— А это добрый старина доктор Бернер, — сказал Фриц и указал на атлетически сложенного, стройного доктора, сохранившего, как и сам Фриц, свою шевелюру в целости и, вероятно, пробегавшего каждый год одну или две марафонские дистанции.

Доктор Бернер также пожал нам всем руки.

— Я, честно говоря, не думал, что вы решитесь принять участие, — произнес он. — Я был убежден, что вы все пошлете Фрица куда подальше и ясно дадите ему понять, куда он должен засунуть свои деньги…

— Нельзя же так обманываться в людях, — ответил за всех нас Штефан довольно агрессивным тоном.

Шерер и Рюккерт засмеялись.

— Но ведь так намного веселее, не правда ли? Такого удовольствия в жизни мы давно не получали. Мы все станем с огромным вниманием наблюдать за развитием событий.

— Мы тоже, — пробормотала я.

Внезапно меня обуяла страшная злость на Фрица. Почему он не мог, как любой нормальный отец, просто подарить деньги своим детям?

— Но пари еще не выиграно. Полгода куда более долгий срок, чем может показаться на первый взгляд, — произнес доктор Бернер.

— Еще какой долгий для некоторых! — прошипела я.

Фриц посмотрел на часы.

— Уже половина шестого. Скоро наступит час «икс», вам не кажется?

— Time to say good-bye, — пропел Рюккерт, и это прозвучало диссонансом с его жестким, скрипучим голосом.

Четыре господина с нескрываемым любопытством наблюдали, как мы прощаемся со своими супругами. Я снова была готова расплакаться.

— Мы увидимся завтра утром, — произнес Штефан.

— Дааааа, — прохныкала я.

Эвелин крепко держала за уши своего плюшевого зайца, пока Оливер обнимал ее. Параллельно с этим она не упустила случая в очередной раз сделать мне больно.

— Запомни, Оливия: никогда не следует протирать мраморную плитку содержащими уксус растворами!

— Изо всех сил постараюсь этого не забыть.

Нет, похоже, я — единственный человек, которому было по-настоящему плохо.

— Пойдем, Блуменкёльхен, — произнес Оливер, загружая мой чемодан в «ситроен». — У меня на ужин лазанья с овощами.

Мое лицо немного просветлело.

— Ха, становится напряженно, — произнес экс-директор банка Шерер, и по его лицу расплылась довольная улыбка. — Как хорошо было бы еще раз стать молодым.

Оливер запустил мотор. У меня возникло ощущение, что я сижу в тракторе. То, что этот драндулет вообще был способен двигаться, казалось неслыханным чудом.

Штефан и четыре пожилых господина кивнули нам на прощание. Эвелин не сделала даже попытки. Она крепко прижимала к себе плюшевого зайца, а на лице застыло выражение, будто у нее одновременно разболелись все тридцать два зуба.

Пентхаус, где жили Оливер и Эвелин, был еще шикарнее, чем в моих воспоминаниях. Помимо роскошной ванной комнаты, имелись две маленькие комнаты, отдельные спальни Оливера и Эвелин, гостевая комната и рабочий кабинет, в котором мне предстояло жить. Оставшаяся площадь представляла собой огромное стометровое помещение, в котором, разделенные небольшой перегородкой, находились великолепная кухня и столовая. Потолок отражался в темно-сером полу, словно в полированном граните. Мебели в столовой было не слишком много: две маленькие эксклюзивные софы кремового цвета рядом с таким же столиком, письменный стол в античном стиле и обеденный стол в стиле монастырской трапезной, вокруг которого расположилось восемь стульев от Филиппа Старка.