|
Со слезами на глазах стояла она в раскрытых дверях своей девичьей спальни. Глупо, конечно, поддаваться сентиментальности; она и в детстве не испытывала горячих чувств к этому дому, но сейчас вдруг поняла, что скучала по нему. В спальне все было по прежнему: все та же узкая односпальная кровать, те же занавески в бело розовых тонах, она сама их когда то подбирала в тон обоям. Все знакомо с детства. Тыльной стороной ладони она смахнула слезы с длинных ресниц. Как часто проводила она тут долгие часы, мечтая о Джейке… Все, хватит, отныне никакого Джейка. О той части жизни необходимо забыть. Завтра вместе с отцом она пойдет на фабрику, и начнется совершенно новый этап. Дело Мелдентонов началось в середине семнадцатого века с глиняных разработок в Корнуолле. А через столетие одному из предков Кэти пришла идея основать собственную фарфоровую фабрику на берегу Темзы вместо того, чтобы переправлять глину по реке на чужие фабрики. Идея была претворена в жизнь, и уже к 1850 году продукция Мелдентонов могла смело конкурировать с изделиями старейших предприятий. Когда то давно дед сводил маленькую Кэти в Британский музей и с гордостью показал вазочку с монограммой королевы Виктории и клеймом Стивена Грина из имперских гончарных мастерских. Тогда то дед и поведал девочке историю семейства Мелдентон. Выяснилось, что ее прадед работал с Грином и только потом перешел на семейную фабрику. Все это Кэти вспоминала, чтобы успокоить нервы перед выходом на новую работу. Наутро вдвоем с отцом они отправились на фабрику. Отец мастерски вел машину, сразу видно, что много лет за рулем. Когда он припарковался, Кэти, не выходя из кабины, удивленно огляделась по сторонам. Когда то фабрика казалась ей огромным строением, а теперь перед ней предстала неказистая развалюха, зажатая между двумя многоэтажными домами. – В чем дело? – повернулась она к отцу. – Не волнуйся, Кэти, вот уже почти четыре года, как я стал вкладывать капитал в жилищное строительство, так что эти два дома тоже собственность компании. На языке у Кэти вертелось множество вопросов, но отец уже открыл дверцу и с неправдоподобной для его комплекции проворностью выпрыгнул из машины. Двумя месяцами позже Кэти горько пожалела, что он не дал ей возможность кое о чем спросить… Яркое утреннее солнце ласково играло на поверхности Темзы, усыпая неспешно текущие воды сверкающей россыпью золота. Любуясь этим великолепием, Кэти допила кофе и поставила чашку на подоконник. Стояло чудесное октябрьское утро, рыже красные листья уже покрыли землю душистым пряным ковром. В эту квартиру в одном из новых домов около фабрики она въехала две недели назад. Купила ее у своей же компании. Так удобно – две минуты ходьбы, и она на работе. Работа. С губ слетел довольный вздох. Она многого добилась за эти два месяца, даже сама не ожидала. Сперва, правда, за ее спиной раздавались ироничные восклицания, но в конце концов красочный плакат с ее изображением исчез со стены фабричной столовой. Кэти с таким рвением взялась за дело, что смешки быстро прекратились. Кэти уговорила отца дать ей возможность попробовать себя в дизайне. Он согласился, но с условием, что она поработает и в других цехах, чтобы лучше понять производственный процесс. Поэтому первую неделю она провела в декораторном цехе. Глазурированный фарфор раскрашивается не сразу. Сначала керамическая эмаль наносится на слой глины, насаженный на прокладочные листы, потом декоратор смачивает эти листы водой, осторожно отделяет прокладки и помещает на фарфор, все время разглаживая, чтобы не осталось пузырьков и вздутий. Для всего этого нужен опыт и сноровка. Кэти пришлось покорпеть, но вот наконец из под ее рук вышел отличный экземпляр. Завороженными глазами смотрела она на свое творение после вторичного обжига. Глиняный слой растаял, а эмаль навеки сплавилась с глазурью. Вторую неделю она проработала с женщиной, тонкой кисточкой наносящей эмаль, как правило золотую, на носики и ободки чайной посуды, установленной на поворотном круге. |
