— Вы озадачены, — невозмутимо сказала она, — но уверяю вас, вы знакомы с этим на практике.

И снова они оказались в школе, а она была их учительницей.

— Найти убедительные доказательства того, о чем у вас уже сложилось мнение, — это ведь предпосылка любого серьезного исследования, не так ли?

Самый молодой министр рассмеялся, но тут же пожалел об этом. Премьер-министр не смеялся. Если королева собирается писать в таком тоне, трудно сказать, о чем сейчас пойдет речь.

— Я все же думаю, мэм, что вам лучше рассказать вашу историю, — сказал он слабым голосом.

— Нет, — ответила королева. — Меня не интересуют просто воспоминания. Я надеюсь, это будет что-то более продуманное, но я не имею в виду — придуманное. Шучу, конечно.

Никто не засмеялся, а улыбка на лице премьер-министра превратилась в мрачную ухмылку.

— Как знать, — весело сказала королева, — быть может, эта книга прибьется к литературе.

— Я бы сказал, — произнес премьер-министр, — что Ваше Величество выше литературы.

— Выше литературы? — переспросила королева. — Кто выше литературы? С таким же успехом можно сказать "выше человечества". Но, как я уже говорила, моя задача — анализ и размышления, литература тут не на первом месте. Как насчет десяти премьер-министров? — Она весело улыбнулась. — Здесь есть о чем поразмыслить. Мы видели, как наша страна вступала в войну чаще, чем мне хотелось бы вспоминать. Об этом тоже следует подумать.

Она продолжала улыбаться, но ее примеру следовали только самые старшие, у кого было меньше всего поводов для беспокойства.

— Мы оказывали гостеприимство множеству глав государств, некоторые из них были отъявленными обманщиками и подлецами, и жены их были немногим лучше. — В этом месте некоторые горестно покивали головами. — Мы пожимали рукой в белой перчатке руки, обагренные кровью, и вежливо разговаривали с людьми, которые убивали детей. Мы с трудом пробирались через экскременты и кровь; я часто думала, что главным предметом экипировки королевы должны быть сапоги до бедер.

Нам часто говорили, что следует руководствоваться здравым смыслом, но это то же самое, что сказать, что нам ничего другого не остается, и, соответственно, я была вынуждена, по настоянию моих многочисленных правительств, участвовать, пусть и пассивно, в решениях, которые считала опрометчивыми, а зачастую и постыдными. Иногда мы чувствуем себя некоей ароматизированной свечой, придающей аромат политике или власти, монархия в наши дни — просто производимый правительством дезодорант.

Я королева и глава Содружества, но много раз за последние пятьдесят лет это вызывало у меня не гордость, а стыд. Однако, — тут она встала, — мы не должны забывать о приоритетах, мы на приеме, поэтому прежде, чем я продолжу, не выпить ли нам шампанского?

Шампанское было превосходным, но, узнав в одном из прислуживавших пажей Нормана, премьер-министр перестал чувствовать вкус шампанского и незаметно прошел по коридору до туалета, где по мобильному переговорил с генеральным прокурором. Юридический совет генерального прокурора успокоил его, и эта успокоенность премьер-министра как-то передалась членам кабинета, так что, когда и королева вернулась в зал, ее ожидала уже более жизнерадостная аудитория.

— Мы обсуждали то, что вы сказали, мэм, — начал премьер-министр.

— Всему свое время, — ответила королева. — Мы еще не закончили. Я не хотела бы, чтобы вы думали, что я собираюсь написать или уже написала какую-то дешевку, полную сплетен, бессмысленную болтовню о жизни-во-дворце, которую так любят таблоиды. Нет. Мы никогда раньше не писали книг, но надеемся, что она выйдет, — королева помолчала, — за привычные рамки и станет самостоятельной, независимой историей своего времени, и вы, возможно, будете рады узнать о событиях чьей-то жизни, далекой от политики.