|
Напряжение частично спало. Рита отправилась спать. Мама с Валентином о чем-то разговаривали на кухне. Так сформировался нынешний состав Ритиной семьи. Отчим относился к девочке, как к собственному ребенку, что позволяло ему решиться на серьезные меры в воспитании девочки. Рита очень многое бы дала, если бы Валик, так она его теперь называла, перестал ее воспитывать. Методы растаптывающие Ритино чувство собственного достоинства, доставляли девочке боль. Теперь Рита просто мечтала, о том моменте, когда достигнет совершеннолетия, закончит школу и сможет уехать. Не просто уехать, а в большой город, чтобы сражаться, добиваться известности, может даже играть в кино. А главное — быть свободным человеком. Ходить когда хочешь, куда хочешь, возвращаться домой во сколько хочешь, откладывать книжку и засыпать, когда взбредет в голову. А ещё Рита мечтала, что когда вырастет обязательно найдёт отца.
Первое столкновение у Риты с отчимом произошло буквально через месяц после знакомства. Девочка действительно была очень разбалованным ребенком, и если бы не Валентин, она такой осталась бы на всю жизнь. Хотя иногда Рите казалось, что отчим получает удовольствие, когда запрещает девочке что-то, нечто садистское было в этом человеке всегда. Это было страшно. А главное, для вольнолюбивой Риты было очень унизительно бояться кого-то, а Валентин сделал так, что Рита очень боялась его, презирая за это саму себя и весь окружающий мир. Итак, первое столкновение: — Доченька, помой, пожалуйста, посуду, я хочу чуть-чуть отдохнуть, устала на работе. Мама теперь всегда разговаривала с Ритой столь официальным тоном. — Мам, мне в театральный надо, я вернусь и помою. — Ладно… — согласилась было мама, но тут… — Слушай, когда мать тебе что-то говорит! — Валик говорил непривычно грубо. — Слушаюсь и повинуюсь, — Рита уже натягивала свитер, удивленная резкостью отчима, она решила свести все на шутку. — Я кому сказал, засранка такая, помой посуду! — Валентин кричал. Похоже, всё, накопленное в этот месяц наблюдений за разбалованной Ритой, раздражение прорвалось в нём наружу. От его тона в глазах Риты появились слезы. — Вы чего на меня орете? Я вам не дочка. С мамой я как-нибудь сама договорюсь. В глазах Валентина сверкнуло бешенство. Он больно схватил девочку за руку и, едва сдерживая ярость, тихо проговорил. — Мама просила тебя помыть посуду, так? Рита тоже злая и тоже сквозь зубы ответила. — Мне некогда, я сделаю это позже. Они смотрели друг другу в глаза, и Валентин, впервые почувствовавший, что кто-то сопротивляется его власти в доме, принял решение, во что бы то ни стало укротить строптивую девчонку, во взгляде которой сейчас сквозило столько вызова. — Послушай, самое главное для тебя должно быть здесь, — Валентин кивнул в сторону мамы, — а вовсе не в каком-то театральном кружке… — Для меня важнее, чем посуда, мой театральный, и ничего вы со мной не поделаете… — Так, значит с сегодняшнего дня никаких театральных, — Валентин говорил вполне серьезно. Рита никак не могла понять — он шутит или ругается. — Пустите меня, — в конце концов проговорила она, не найдя поддержки во взгляде матери, которая молча наблюдала за происходящим. Валентин крепче сжал руку девочки, не позволяя ей вырваться, — пустите, мне больно, я опаздываю… Мама скажи ему, я же опаздываю, — девочка залилась слезами, сама понимая, что тем самым ставит себя в проигрыш. Хотя, кто знает, может, разжалобив маму, удастся выскользнуть от Валентина… Рита знала, что выглядит смешно, тем не менее громко, истерично ревела, вырываясь и приговаривая. |
