Изменить размер шрифта - +
«Правый», самый здоровый, рыпнулся было ко мне, но отскочил, когда я попытался достать его зонтом, примкнул к остальным, и только пострадавший выл, скорчившись у моих ног.

 

Теперь диван отделял меня от стаи гастарбайтеров, один вооружился ножом, второй взял недопитую бутылку, третий зачем-то стряхнул колбасу с разделочной доски и выставил ее перед собой. Как бы ни хотелось их отмудохать, правильнее было не рисковать.

Одной рукой держа зонт, я достал смартфон и задал голосовую команду:

— Алиса, вызови полицию.

Корчащийся строитель попытался встать, но я пнул его в живот, и он опять сложился. Стая переглянулась, и здоровый пробубнил:

— Скажи Алис, нинада полисия! Дэнги есть.

— Брат, нэт полисия!

Громила принялся выворачивать карманы, поглядывая на меня.

— Старший сержант Наталья Малышева, слушаю вас, — донеслось из телефона.

Не сводя глаз с несостоявшихся насильников, я представился, назвал адрес и завершил:

— Попытка изнасилования несовершеннолетней группой лиц… — В этот момент лицо здоровяка изменилось, на нем появилось облегчение, я обернулся, но поздно — подкравшийся со спины подельник строителей в звездно-полосатой бейсболке, один из тех, что перебегали дорогу и направлялись в магазин с паленым пойлом, вогнал мне нож под ребра. Боли я не почувствовал. Услышал лишь скрежет стали о кость.

Главное — не дать вытащить нож, чтобы не хлынула кровь… Но поздно. Последовал удар и еще удар. Телефон выпал из моих рук, там тикал таймер, горел вызов 102.

— Александр? — заволновалась дежурная. — С вами все в порядке?

— И убийство, — хрипнул я прежде, чем увидел, как меркнущий, расплывающийся ботинок моего убийцы обрушивается на телефон.

А потом наступила темнота, ощущения отключились, но остались мысли — четкие, почти осязаемые: «И это все? В чем же смысл?» Промелькнуло стихотворение Летова:

 

* * *

Досада отступила. Я не чувствовал тела, не понимал, где я и что происходит, остались только звенящая тишина и полное ощущение умиротворения. Словно что-то говорило мне: «Все, Саня, конец. Можешь расслабиться».

— Да, Саша, ты умер. Так же, как и твоя жена Алена, и неродившийся сын. Но если их земная жизнь закончена окончательно, то твоя продолжается.

Я заозирался. Точнее попытался, потому что головы у меня то ли не было, то ли она не слушалась. И глаз, похоже, не было. Но, как говорится, cogito, ergo sum — мыслю, значит, существую. Вопрос только в каком виде? Как голова профессора Доуэля?

— Я решила дать тебе шанс пожить так, как ты всегда мечтал, — продолжил голос. — А как ты им воспользуешься, зависит от тебя.

— Ты решила? Ты… простите, то есть вы — женщина? Богиня? — ответил я скорее мысленно, чем вслух.

— У меня нет пола, дурачок. — Голос все больше становился женским и журчащим, а уж звонкий смешок точно был девичьим. — Но я знаю, тебе приятнее этот образ. Ведь так? Можешь не отвечать, я все о тебе знаю. Намного больше, чем ты сам о себе.

— И чем же я заслужил? — Я вспомнил убегающую от насильников Юльку и, кажется, понял. — Как это будет выглядеть?

Вспомнились многочисленные прочитанные книги о попаданцах. Куда они только не попадали! В себя юного, в себя молодого, в разного рода исторических личностей, в графов и баронов. Один чудак даже писал о попаданце в глисту в кишечнике Сталина. Надеюсь, богиня не станет так жестоко шутить.

Ответ меня удивил:

— Заслужил много чем. Ты жил по совести. И когда заболела мать, ты остался, хотя мог бы уехать из родного города и сделать карьеру.

Быстрый переход