— Народятся новые люди на земле. Молодые модные, головы холодные. Это как у Стругацких, что ли? А сколько нас таких всего?

— Тише! Тех, что на учете, 487, наверное, столько же недиагностированных. Как только о тебе узнают, сразу попытаются в БР завербовать или еще куда припрячь, так что не светись.

— Всего-то около пятисот? А тебе кто все это рассказал?

— Я не имею права говорить.

Я подошел к своей машине, открыл ее, погладил руль, и проснулась жаба, заквакала — ради чего, мол, от такой красоты избавляться, у тебя ж никогда такой не было! Никто даже спасибо не скажет! И Лизка еще преподнесет сюрприз, вот увидишь! Можно еще включить заднюю, никто ж задаток не вносил.

Написав покупателю, что еду, я повернул ключ в замке зажигания, и проснулась магнитола:

— Ду-ух огня! Начни игру, нам не начать без тебя!

Я чуть убавил звук. Если Лиза в положении, деньги понадобятся. Да и команде понадобятся, и это будет правильное вложение: с двумя одаренными «Титан» будет рвать всех в клочья.

Бросив сумки назад, я вполголоса сказал:

— Если научишься пробуждать огонь, ты сможешь быстро восстанавливаться после травм, наращивать мышечную массу…

Микроб хлопнул себя по лбу:

— Вот ты как быстро перелом зарастил!

— Но не злоупотребляй, чтобы никто ничего не заподозрил и ты не прокачался раньше времени.

— А ты что умеешь?

— Есть псионики — телепаты всякие, суггесторы, есть сенсорики — те, кто творит чудеса со своим телом, я то и другое, но потом нужно будет выбрать направление. Я умею считывать желания, но не мысли. А есть вообще телепаты.

Микроб глубоко задумался, помрачнел и молчал, пока мы не приехали на место.

Покупатель, средних лет мужчина в дутом пуховике и джинсах, уже ждал, узнал свою будущую машину и помахал мне папкой с документами.

Когда я припарковался, он сразу же сел за руль, осмотрел педали, сиденья, открыл капот, завел мотор и восхищенно глядел, как бьется механическое сердце машины. Покачал головой и прошептал:

— Надо же, не соврал: новая тачка! Не бита, не крашена!

Потом он долго обшаривал корпус — искал следы повреждений и сколы, затем мы поехали на диагностику, и подтвердилось, что пробег — чуть более двух тысяч километров — честный, машина не бита, не крашена.

Микроб все это время таскался за нами с унылым видом, и я не мог понять, что его расстроило. Тачку мою было жалко? Или он отказывался быть одаренным? Так ведь дар не спрашивает.

Когда с осмотром машины было покончено, мы с покупателем засели в кафе, я внимательно ознакомился с договором купли-продажи и после того, как деньги капнули мне на счет, подписал его в трех экземплярах. Процедура напоминала аналогичную в нашем мире, даже договор был похожим.

Довольный покупатель поблагодарил меня и ушел, и я с неким сожалением наблюдал за удаляющейся своей бывшей машиной. Жалко, что уж говорить.

Но гораздо больше было жаль продавать свою первую тачку — старенький «крайслер-вояжер», который выпил мне всю кровь и опустошил кошелек, потому что ломался каждый месяц, как старые «жигули», но запчасти стоили дурных денег.

И все равно первая машина — это как первая женщина: не всегда удачно, но всегда незабываемо.

Пока я занимался документами, Микроб навернул два огромных стейка и гору картошки. И куда в него столько лезет? Хотя после того, как с даром переусердствуешь, всегда пробуждается голод. Но тему мы больше не поднимали.

Вспомнилась миниатюрная гимнасточка Лера, и я спросил у Микроба:

— Лерка тебя не потеряла?

— Она у родителей в деревне, у нее мать заболела, — проговорил Микроб и добавил: — Но мне теперь кажется, что она мне врет.