— В засаде сидел, сучонок, — обернулся к нам Димидко. — И на что он теперь рассчитывает? Его карьера закончилась. Точка.

— Может, он получил предложение, — предположил Тирликас, — как многие из вас. А тут еще и обида. Вот и переметнулся в другую команду, только в какую, мы нескоро узнаем. Не думаю, что он ушел на пустое место.

— С-сука мрачная, — прошипел идущий сзади Колесо. — Ну не падла, а? Брат, брат… Тьфу!

Меня больше волновало другое: вчера так накрыло откатом, что сегодня я еле ноги передвигал, если до завтра не очухаюсь, то играть нормально не смогу. Говорить я этого не стал, все-таки есть надежда, что удастся подлечиться и прийти в норму.

И ведь почему с утра не расплющило, когда рядом была Рина и могла выровнять гормональный фон — уверен, дело именно в неполадках работы гипоталамо-гипофизарной системы.

В автобусе меня снова вырубило. После ужина в ресторане при гостинице все поехали смотреть Свердловск, а мне было пофиг, потому что адски хотелось спать.

В номер я буквально вполз, рухнул в одежде, швырнув телефон на край двуспальной кровати. Желания отсутствовали, кроме потребностей измученного тела.

Саня, стоп! Надо подлечиться. Я закрыл глаза, вдохнул, выдохнул, представил солнце за грудиной… Представил, ага. На этом все закончилось. Тщетно я пытался вырастить его из еле тлеющего зернышка — внутренний огонь отказывался пробуждаться.

Ладно, попробую утром или — если среди ночи проснусь. Усилием воли я заставил себя потянуться к телефону, ответил Дарине, что добрался и буду спать. Получил в ответ поцелуй и вдруг заметил мигающий конвертик от Погосяна. Аж проснулся от неожиданности. Неужели одумался?

Открыв его, обнаружил фотографию кукиша и подпись: «Желаю тебе продуть с разгромным счетом. Какой же ты м….к! Она ж тебя любит!»

Вот придурок! Я воткнулся лицом в подушку да так и уснул, даже куртку не снял. Правда, потом упрел и разделся, но утром, восстав по будильнику, не помнил, как это сделал.

Так, надо в душ. Но я лежал и смотрел в потолок, и не мог себя заставить. Тогда-то мне и стало ясно, что сил нет, и если не получится подлечиться, то нам капец. Он же песец, он же каюк. Потому я стоял под ледяной водой, пока не посинел, в надежде что таки откроются глаза. Не открылись.

И все мои попытки разжечь огонь закончились крахом. Я выругался. Ухватился за искорку, мысленно подул на нее. Ну давай, родимая! Разгорайся. Вот уже трепещет огонек, сворачивается в крошечный шар. Вот он больше, больше. Побежала магма по венам. Выше. Еще выше!

Пишут, что в мозгу нет нервных окончаний, но как я почувствовал наполняющее череп тепло?.. И вдруг — прострел, да такой, что искры из глаз, и огонь погас, оставив усталость и пульсирующую боль.

Игра с «Уралмашем» у нас в шесть. Сейчас только восемь утра. Может, если отоспаться, станет полегче? Хорошо, что Тирликас здесь! Я набрал его, обрисовал ситуацию и попросил вызвать огонь на себя — убедить Димидко, что мне нужно выспаться. Получив добро, я успокоился и вырубился.

Но, проснувшись в два часа дня, чувствовал себя все еще неважно, и подлечиться получилось лишь немного. Ощущение было, словно в голову залили свинец, он там застыл, давит на глаза, на нервные окончания — тупил я адски, все забывал.

Ругнувшись, улегся и снова попытался подлечиться, помня, что усердствовать нельзя, ведь за подъемом всегда следует усталость. Получилось так себе.

Но на разминке, когда разогнал кровь по венам, вроде полегчало, и я взбодрился. Все это время Димидко поглядывал на меня оценивающе. Еще оказалось, что Жека слег с ангиной, и это хреново, потому что на позиции Погосяна хорошо сыграл бы только он.