Даже дальний свет не помогает разглядеть дорогу, и я уже жалею, что уехала с ярко освещенного шоссе. Днем здесь очень красиво: дорога вьется по усеянному колокольчиками лесу, но в такую погоду все ее живописные изгибы и спуски превращаются в опасные препятствия. При мысли об этом в животе все сжимается. Надо сосредоточиться и не спешить, и тогда я скоро буду дома – ехать-то всего пятнадцать минут! И все же я немного подбавляю газу.

Мощный поток ветра, прорываясь сквозь кроны деревьев, врезается в машину, и, пока я пытаюсь выровнять ее, земля неожиданно уходит из-под колес. На несколько жутких секунд мы повисаем в воздухе, и желудок подпрыгивает, как на американских горках. Наконец машина шлепается на дорогу, вздымая стену воды, которая тут же обрушивается на ветровое стекло и полностью закрывает обзор. Мотор, захлебнувшись, начинает глохнуть.

– Нет, нет! – в отчаянии кричу я.

Страх застрять одной в этом лесу гонит адреналин по венам, заставляя меня хоть что-то предпринять. Со скрежетом переключив передачу, я изо всех сил давлю на газ. Мотор жалобно стонет, но машина движется вперед и, рассекая водную гладь, постепенно выезжает из впадины. Щетки мечутся по ветровому стеклу, и сердце подхватывает их бешеный темп – колотится так сильно, что я понимаю: нужно перевести дух. Но так и не решаюсь остановиться, опасаясь, что потом не заведу машину. Продолжаю ехать, но теперь уже аккуратнее.

Пару минут спустя я так резко подскакиваю от внезапного раската грома, что руки срываются с руля. Машина начинает сползать на обочину, и я рывком возвращаю ее обратно. Руки дрожат, и меня накрывает волна страха: доберусь ли я домой целой и невредимой? Пытаюсь успокоиться, но безуспешно – я в плену у разгулявшейся стихии, а корчащиеся в пляске смерти деревья, кажется, вот-вот схватят мою крошечную машинку и бросят на растерзание буре. Невозможно взять себя в руки, когда по крыше барабанит ливень, в окна пытается прорваться ветер, а перед глазами мечутся щетки.

Дорога начинает петлять; подавшись вперед, крепко сжимаю руль. За каждым поворотом я вновь и вновь надеюсь увидеть чьи-нибудь задние огни – как было бы здорово пристроиться за кем-то и ехать так, пока не закончится лес! Но дорога пуста. Ужасно хочется позвонить Мэттью – просто услышать его голос, убедиться, что я не одна на свете; а сейчас мне кажется, что это так. Нет, не хочу его будить, тем более что у него мигрень. К тому же он рассердится, если узнает, где я.

Я уже начинаю думать, что дорога никогда не закончится, но вдруг за очередным поворотом, в сотне ярдов впереди, вижу чьи-то задние огни. Выдыхаю с облегчением – и подбавляю газу. Я так хочу поскорее догнать машину, что, лишь подъехав к ней почти вплотную, вдруг понимаю: она не движется, а стоит, неуклюже припаркованная в небольшом кармане. Резко вывернув руль и проехав в паре дюймов от ее правого бампера, в гневе поворачиваюсь к водителю: я готова наорать на него за то, что не включил аварийку. Сквозь стекло на меня смотрит женщина; ее лица не различить за потоками дождя.

Сломалась, наверно. Не заглушая двигатель, паркуюсь впереди нее. Бедняжка, придется ей выходить из машины и бежать ко мне в такую погоду! Гляжу в зеркало заднего вида, представляя, как она ищет зонтик, и испытываю какую-то странную радость оттого, что не я одна додумалась поехать через лес в самую грозу. И лишь секунд через десять понимаю, что выходить она не собирается. Ощущаю некоторое раздражение: не хочет же она, чтобы я сама бежала к ней под этим ливнем? Впрочем, возможно, что-то мешает ей выйти из машины. Но тогда она могла бы помигать фарами или посигналить, если ей нужна помощь. Ничего не происходит, и я, не отрывая взгляд от зеркала, отстегиваю ремень безопасности. Мне плохо видно эту женщину, но в том, что она сидит здесь со включенными фарами, есть что-то подозрительное.