А вот твой сытый вид говорит, что личная выгода есть, — презрительно подумал Артём. — Теперь понятно, откуда у тебя «Мерседес». Но вслух лишь сухо сказал:
— Нет, коммерция — это не для меня. Пусть сейчас казна и бедновата, но как я на цифрах показал в докладной, затраты на нашу работу окупятся сторицей.
— Ну, надо же, какой ты неугомонный, — искренне огорчился Теплое. — Жаль, но придется, видно, тебя отправлять на пенсию. Не понимаешь, к чему все идет. Не будет скоро единого Аэрофлота! А ты мог бы еще принести большую пользу. И не только как член ученого совета.
— Спасибо за откровенность, — ответил Артём, еле сдерживая гнев. — Но и я, со своей стороны, честно предупреждаю, что еще поборюсь, сколько хватит сил, и за дальнейший прогресс гражданской авиации, и за то, чтобы предотвратить гибель нашего института, — он перевел дыхание и поднялся. Тяжело глядя на Теплова и впервые в разговоре со старым товарищем перейдя на «вы», холодно сказал: — Не думал, что вы, проработав в институте, как и я, с молодых лет, будете способны его развалить из-за мелочной корысти. Можете успокоиться! Если меня постигнет неудача, у вас не будет со мной лишних хлопот. Я уйду сам, ибо не желаю видеть крах своего института, от которого и так уже почти ничего не осталось!
* * *
Вернувшись домой в тяжелом состоянии духа, Артём убедился, что снова началась «черная полоса». В дверях его впервые не встретила веселым лаем собачка Чапа, из комнаты выглянула Варя, с мокрым от слез лицом:
— Чапочка умерла. Прихожу с работы, а она... лежит рядом с кроватью... уже холодная, — голос Вари прерывался от рыданий. — Как мы теперь будем жить без нее, Тёмочка?
Те, кто не держит собак, не могут понять горя, которое испытывают люди, потерявшие своих четвероногих друзей. Даже медициной доказано, что восторг и ласка, с которыми они встречает хозяина, благотворно влияют на его нервную систему, помогая снять усталость и стресс.
Взяв к себе собачку по просьбе Вики на время, Артём с Варей настолько к ней привязались, что она стала полноправным членом семьи. Чапа понимала даже человеческую речь, только что не умела говорить. И спать предпочитала вместе с хозяевами на постели, попеременно прижимаясь своим горячим шерстяным боком, а если прогоняли, сердито рычала.
— Чапочка спасает нас от радикулита, — полушутя-полусерьезно объясняли они друзьям, когда те замечали им, что это негигиенично: — Сами знаете, что его лечит собачья шерсть. Все вокруг страдают от него, а мы нет! Если бы не Чапа, давно бы заработали его на даче.
Благодаря их любви и заботе, Чапа прожила рекордное число лет. Последнее время она так сильно болела, что погулять на улицу ее приходилось выносить на руках. Ее жизнь, по сути, поддерживалась лишь уколами, которые ежедневно делала Варя и, иногда, в глазах слабеющей собаки им чудилась мольба: «Дайте же мне умереть!».
Похоронили ее в перелеске близ Пушкино, куда они много лет весной, взяв Чапу, выезжали с друзьями на веселые прогулки. Закопали в приметном месте, между четырех берез, где она больше всего любила рыть норы. Артём не был слезлив, терпеливо переносил боль, но, закопав любимую собачку, не смог унять слез. Они душили его, и так сильно плакал он только еще раз в жизни, на похоронах матери.
Смерть Чапы настолько выбила их с Варей из колеи, что все у них валилось из рук. Может быть, поэтому очередная неудача в борьбе за реализацию своего проекта не вызвала у Артёма особых переживаний, лишь ожесточив против власть йредержащих. А произошло это, когда, так и не получив ответа иа свою докладную в высокие инстанции, он решил обратиться к «Екатерине Великой».
* * *
Анохина, единственная из старой компании, сохранила при смене руководства не только прежнее влияние, но и добилась еще более прочного положения. |