Воха допрашивал Чукчу. Осунувшийся, с темными кругами под глазами, тот ерзал на стуле, то складывал трясущиеся руки между колен, то вытирал рукавом шмыгающий нос, то разминал поясницу, и все свои действия сопровождал покряхтыванием и ругательствами в адрес и родителей, и высших небесных сил. Воха с брезгливостью наблюдал за наркотом. Наконец его терпение лопнуло, он стукнул кулаком по столу:
— Да сядь ты спокойно, наконец!
Чукча поднял на Воху слезящиеся глаза.
— Хреново мне, начальник! Ой, как хреново. Войди в положение…
— Всю жизнь мечтал войти в твое положение. Думай, о чем говоришь, придурок. Или тебе помочь? Стукнуть башкой о стол, глядишь, мозги на место встанут! — Чукча удрученно кивнул и опять шмыгнул носом. Воха положил нога на ногу. — Понял? Давай вещай!
Чукча собрался с силами:
— Мне Мостовой бабло торчал. Не много, но оно мое, бабло-то. Вовремя не отдал. А мне на дозу не хватало. Понимаешь? Мне бы хоть трабадольчика? А? Начальник?
— Терпение, Чукча! Будет тебе северное сияние. И гонки на оленях. Если инфа того стоит.
Чукча снова кивнул. В его узких глазах затеплилась надежда. Он уставился на Воху, всем своим видом выражая готовность к сотрудничеству. Тот продолжил:
— Это я в деле читал. Только там ты признавался в убийстве. А теперь не знаешь — убил или нет. Что поменялось?
Чукча зажал в кулаке мокрый нос.
— Я вот это… Как его… Ну, подумал-подумал… Нет, не мог я его зарезать, точно не мог.
— Но в квартире-то был и ноут взял.
— В квартире был, точно, и ноут взял. Но не для себя.
— Оп-паньки! А для кого?
— Для Шершня.
— Та-ак! А с этого места поподробнее. Какой такой Шершень? Это кличка, фамилия? Давно его знаешь?
— Вообще не знаю. Перехватил меня возле дома. У тебя, говорит, с Мостовым терки. Предложил наказать. Ему вообще-то ноут Мостового был нужен. Дал мне аванс и сказал комп принести к себе. Потом должен был у меня забрать. Только он не появлялся больше.
Воха задумался:
— Как квартиру открыл?
Чукча пожал плечами:
— Так не заперто было. А хозяин, тот ведь в отключке лежал — с ним такое часто бывало.
— Описать этого Человека-Паука сможешь?
Чукча поднял глаза к потолку, задумался:
— Кого?
Воха воздел глаза к небу и вздохнул.
— А-а! Вкурил. — Чукча сверкнул золотым зубом. — Ха-ха, смешно. Не-а. Точно не смогу. Руки, ноги, голова. Старый, молодой — не поймешь. Кепка козырьком на глаза. Очки темные. Да, вот, шепелявил немного.
— Почему этого в протоколе нет?
— А мне почем знать? Я чисто все вашему Носову рассказал.
— И что Носов?
— Не прокатит эта твоя сказка, сказал. Еще сказал, чтобы я признался, что Мостового замочил, когда он на меня типа напал. А я типа самозащищался. Что, типа, статья другая. Срок меньше.
Воха почесал затылок.
— Совсем ты меня «затипал». Слушай сюда, Чукча! Завтра понедельник. Тебя официально допросят. И ты, под протокол, это все расскажешь.
— А Носов протокол порвет.
— Если я сам Носова не порву.
Чукча уронил голову на руки. «Эх, попал я из огня да в полымя. Между двух ментов, а еще Шершень тот, фиг поймешь, кто такой. Говорили умные люди, что молчание — золото. Надо было молчать».
Воха вышел. Больше всего ему хотелось сейчас закурить, чтобы перебить этот въедливый запах СИЗО, который будет его преследовать еще пару часов, как он знал из собственного опыта. |