|
- Возьми там. Я подошла, к окну и увидела большую сумку из крокодиловой кожи. Вызывающе дорогая вещь. Такую не возьмешь в руки, если нет подходящего делового костюма, а главное, стильной обуви. Модельеры во всем мире считают, что туфли и сумочки следует выдерживать в одном стиле. За моей спиной раздался стук двери. Я быстро обернулась. Комната опустела - мошенник убежал от греха подальше, бросив на диване паспорт Базиля. Я подобрала книжечку и, сунув под мышку сумку, двинулась на выход. Не хватало только, чтобы сейчас вернулась Зоя и принялась рыдать. Возле метро "Аэропорт" было два желтых кирпичных дома. Ноги подняли меня на последний этаж того, что разместился слева от площади. Лифт не работал. На площадку выходило три двери: девяносто пять, девяносто шесть, девяносто семь. Я принялась названивать в первую. Высунулась толстая морда со стеклянными глазами. - Майя тут живет? - Какой май, - икнула личность, испуская жуткие миазмы, - ноябрь на дворе давно, зима скоро, пора туалет утеплять... Ну, с таким не договоришься, и я ткнулась в следующую квартиру. Благообразная старушка методично объяснила что во всем подъезде нет ни одной Майи. Пришлось идти в другое здание. Там оказалось два подъезда и на последних этажах квартиры под совсем другими номерами. Вернувшись в первый дом, я позвонила в девяносто седьмую квартиру. Сначала раздалось бойкое тявканье, потом на пороге появилась маленькая, худенькая, даже изможденная женщина. На руках она держала бело-черную собачку неопределенной породы. - Вы Майя? - Да, а вы от Маргариты Львовны? Проходите. Мы пошли в комнату. Здесь из всех углов кричала бедность, даже нищета. Чистенькая, аккуратная, пытающаяся свести концы с концами. Простенькая, старая, натертая воском "стенка", потрепанный диван и кресла, прикрытые отглаженными накидками, палас, повернутый так, что самое протертое место оказалось под обеденным столом. Сама хозяйка явно недоедала, лет ей, очевидно, около пятидесяти, а выглядит старушкой. Впечатление усиливал идеально выстиранный байковый халат и шерстяные самовязаные носки. В комнате тепло, но голодный человек постоянно мерзнет. - Не сомневайтесь, - принялась заверять женщина, - я хорошая домработница и беру недорого, а то, что худая, так это даже лучше, везде пролезу, в любую щелочку. Она с надеждой посмотрела на меня беззащитными глазами побитого щенка. - Только что говорила с вашей соседкой, так она заверяла, что в подъезде нет ни одной Майи... - Наверное, к Алевтине Макаровне позвонили, - улыбнулась женщина, - бедняга давно в маразме, ничего не помнит, все путает, сколько раз с улицы приводили, квартиру найти не может. Сейчас паспорт покажу. Я повертела в руках документ - Колосова Майя Ивановна, год рождения 1964-й. Ей всего тридцать пять! Лохматая собачка приняласб с шумом обнюхивать мои туфли. Почему-то стало безумно жаль и ее, и хозяйку. Но делать нечего! Вздохнув, достала роскошную сумку и, шлепнув ее на стол, поинтересовалась: - Ваша? Личико Майи окончательно скукожилось, и она стала похожа на морскую свинку. Щеки вспыхнули огнем, а из глаз полились слезы. Всхлипывая и шмурыгая носом, женщина простонала: - Господи, первый раз в жизни бес попутал. Она отчаянно рыдала, собачка нервно поскуливала. Я пошла в кухню и открыла старенький "ЗИЛ" в надежде найти валерьянку или валокордин. На железных полочках было пусто, только на дверце белело одно-единственное яйцо. Я заглянула в хлебницу - несколько кусков ржаного хлеба... Из комнаты перестали доноситься рыдания, и, вернувшись туда, я увидела, как Колосова, закатив глаза, падает на безупречно вычищенный палас. |
