Изменить размер шрифта - +
Я устроилась напротив и приготовилась слушать.

— Итак, — произнес мой посетитель. — Надеюсь, Вам достоверно известно, что на Земле стопроцентная смертность и ничто не вечно под луной!

В этом месте Галицкий изобразил скорбь, блеснул слезой и шмыгнул носом. Из кармана он извлек носовой платок впечатляющей клетчатой расцветки и промокнул глаза. У меня же настроение испортилось. Тетя Капа подсунула мне страхового агента! Вот радость-то…

— И заметьте, умирают не только старики, но и молодые люди, продолжал он самозабвенно. — И что самое ужасное, умирают даже юные девушки!.. Да, как это ни прискорбно, она умерла… О! моя дорогая, горячо любимая, страстно обожаемая сестра! — тут он воздел руки к небу и задрожал щеками и подбородком. — Мы похоронили ее на днях и остались сиротами…

О, Господи! Вымогатель-попрошайка?! Неужели, теперь эта братия переместилась из вагонов метро в квартиры обывателей? Вот ужас-то… Обрабатывают доверчивых людей стационарно? Как же его выпроводить?

Гоша разделял мое недоумение и досаду. Он сидел рядом с моим креслом и принюхивался к посетителю, склонив голову набок.

— Да, горе поселилось в наших сердцах. И что самое ужасное, Эмма Францевна осталась без компаньонки. Ей не с кем поговорить, отвести душу! Вся надежда только на Вас. Войдите в наше положение, не откажите в милости! Христом Богом молю!

Тут господин Галицкий сполз с кресла и бухнулся на колени. Я поджала ноги и шарила глазами по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого, чтобы стукнуть его по голове и вызвать скорую помощь. Он помешанный, причем — буйно. Гоша спрятался за мое кресло и оттуда демонстрировал грозный оскал.

— Не поймите меня превратно, я не сумасшедший. Взываю к Вашему великодушному сердцу!

Если он не сумасшедший, то, скорее всего, актеришка, который репетирует роль в экзотических условиях, на дому у зрителей, и тем самым оттачивает свое мастерство до небывалой остроты восприятия. Поаплодировать, что ли?

— Эмма Францевна нижайше просит Вас принять ее предложение. Естественно, не бесплатно, — и Лев Бенедиктович, вставая с колен, предложил мне более чем щедрое вознаграждение.

Тут я совершенно сбилась с толку, тем более, что имя «Эмма Францевна» рождало в голове какие-то смутные воспоминания.

— Неужто не припоминаете? Двоюродная бабушка Ваша по отцовской линии.

Теперь припоминаю. Когда я была маленькой девочкой, то видела строгую даму с лорнетом у нас в доме. Потом произошла какая-то невнятная история, и дама больше не появлялась. Мама, когда разговор заходил про нее, поджимала губы и цедила: «Эта Эмма»… Уже тогда Эмма Францевна казалась мне старушкой. Сколько же ей лет сейчас? Под восемьдесят?

— Простите, Лев Бенедиктович, Вы хотите предложить мне работу сиделки? Нет, увольте. Это не мое призвание.

— Что Вы, что Вы! — замахал он руками. — Эмма Францевна не нуждается в сиделках. Она очень энергичная женщина. Но поскольку она ведет уединенный образ жизни, ей необходим кто-нибудь для компании. Не волнуйтесь, Ваша работа не будет тяжелой, а не понравится, Вы всегда можете уволиться… Эмма Франацевна очень просила, все-таки Вы не чужая. Голос крови и все такое… Тем более что жить Вы будете за городом. Представьте: большой красивый дом, чудесный сад, тишина, птички поют, воздух, как амброзия… И, конечно же, Вашему милому песику там будет привольно.

Тут Гоша привстал, пошевелил своим хвостом-морковкой и просительно заглянул мне в глаза из-под мохнатых бровей.

Сердце мое дрогнуло. Действительно, Гоше нужен свежий воздух, зеленая травка, ему необходимо проявлять охотничьи инстинкты. Не дело держать собаку все лето в душной Москве… И я согласилась.

Быстрый переход