Изменить размер шрифта - +
Тем более что отсутствие свежего воздуха и комары, которых здесь просто прорва, сейчас вовсе не были главной проблемой обитателей барака.

– Может, передумаешь, Ванюша? Вот ей-ей, так лучше будет, – покачав головой, с показной сердобольностью произнес седовласый каторжанин с густыми, обвисшими и тоже седыми усами.

Сложения он был щуплого, но не поэтому не лез в первые ряды. Есть помоложе, половчее и посильнее его. Так что незачем показывать свою молодецкую удаль. Да и доказал он уже всем и все. Об этом свидетельствовал его взгляд. Так смотрит только тот, кто ни в грош не ставит человеческую жизнь. И все о том прекрасно знали.

– Меня зовут Иван. Так мамка с батей нарекли, так в приходской книге записано, так и на могиле моей будет написано, – упрямо ответил мужчина крепкого сложения, который даже здесь умудрялся следить за своим обликом.

Вообще-то не такая уж редкость на каторге. Тот же старик вполне ухожен, одет чисто и опрятно. Тут ведь все от человека зависит. Ну, порой и от того, кем этот человек является. И воспитание тут ни при чем. Потому как среди каторжан хватает народа из мещан, купцов и дворян.

Несмотря на прежний образ жизни и образованность, среди них нередки самые настоящие чушки. И дело вовсе не в том, что они вдруг разучились за собой следить. Их попросту сломали, загнали на самое дно. И лишь по той причине, что они оказались не в состоянии за себя постоять. Или были недостаточно пронырливыми, чтобы найти себе покровителя.

Стоявший перед четверыми быками мужчина за себя постоять мог и пользовался определенным авторитетом, а потому и выглядел, как и подобает уважающему себя урке. Впрочем, от урки в его облике было мало. Да что там – вообще не было ничего. Он отличался от них всем. Одеждой, повадками, речью. И казался инородным в этом месте.

– Глупый ты человек, Ванюша. Ну чего артачишься? Иль жизнь не дорога?

– Отчего же. Жизнь – она всем мила. Да только ведь и жить можно по-разному. Можно человеком, а можно под шконкой, как тварь дрожащая.

– А тебе, значится, так не можется?

– Не можется, Крапива.

– Вот дурья твоя башка. Ить сломать любого можно. Гляди, озлоблюсь, и станешь ты Валентиной, и задом станешь вилять, как дворняга хвостом.

– Это да. Сломать любого можно. Но только не того, кто сдохнуть готов. Я готов. А вы, ребятки? Готовы ли? – переведя взгляд на быков, поинтересовался Иван.

– Врё-ошь, Ванюша. Те, кому жизнь не мила, до каторги не доходят.

– А я разве сказал, что мне жизнь не мила? Как раз наоборот. Жить я хочу, и жить красиво. Но скажи, Крапива, если тебе дадут в руки кайло, ты станешь работать? Ведь нет. А все потому, что выбор у тебя невелик. Ведь возьмись ты за кайло, и уважения к тебе не станет. А без него тебе и жизнь не мила, потому как, кроме отношения к тебе людей, у тебя ничего своего и нет. И незачем тебе жить, кроме как для этого самого уважения. Вот и мне дерьмом жить незачем. Но и за так себя прирезать не дам.

Имечко у него что надо. Иваном зовут. А Иваны в криминальном мире – это авторитеты. Ну и какой блатной позволит тебе незаслуженно так называться? То-то и оно. Ни один уважающий себя Иван не потерпит рядом с собой тезку, будь тот хоть трижды деловой. Нет, если в силах отстоять звание, если есть те, кто тебя поддержит, то разговор иной. А вот так, под дурачка… Шалишь.

Иван на каторге уже почти два года, а потому, разумеется, об этом знал. Просто на эту каторгу, расположенную на строительстве Кругобайкальской железной дороги, он прибыл только сегодня. Вечерним этапом. Вот и вышла неувязочка. Ну а ронять себя никак нельзя. Потом не возрадуешься. Потому и приходилось идти по лезвию.

А все оттого, что в преступном мире сейчас шла ломка, и устанавливался новый порядок, который продвигало абсолютное большинство авторитетов.

Быстрый переход