Лампа светила очень тускло, огонь в камине почти потух, но доктор сразу заметил волнение кота. Смоки попытался вскарабкаться хозяину на плечи. Черная шерсть встала дыбом, уши прижались к макушке, а хвост выгнулся вопросительным знаком. Разумеется, кот разбудил его неспроста. Опершись о ручку кресла, Сайленс встал и, инстинктивно выставив вперед руки, чтобы в случае опасности немедленно отразить нападение, обвел настороженным взглядом кабинет. Комната была пуста, лишь клубы тумана медленно перемещались из стороны в сторону.

Сонливости как не бывало. Джон Сайленс поднял лампу и снова огляделся вокруг. Смоки был явно возбужден, однако страха в его поведении не чувствовалось — скорее, какая-то странная радость. Колли, покинув ковер, отполз в дальний угол, поближе к окну, и оттуда смотрел на хозяина широко открытыми изумленными глазами. Видимо, волнение кота передалось и ему.

Пес вел себя столь непривычно, что доктор Сайленс, окликнув его, подошел, чтобы погладить. Флейм нервно дернул хвостом и побрел назад, на ковер, издав по пути низкий рокочущий звук — нечто среднее между рычанием и воем. Доктору хотелось подбодрить собаку, но его внимание внезапно привлек Смоки.

Поведение кота озадачило его больше, чем тревога добродушного Флейма. Спрыгнув со спинки кресла, Смоки весь напружинился, задрал хвост, а его лапы сделались твердыми, словно отлитыми из металла. Теперь он, тихонько повизгивая от удовольствия, сновал взад-вперед вдоль какой-то невидимой линии в центре ковра. Из-за выгнутой спины и жестких лап он казался крупнее обычного и буквально лучился от удовольствия. Восторженна сверкая глазами, кот делал несколько шагов, потом круто разворачивался и шел в обратном направлении. Он двигался бесшумно и урчал, точно отбивал негромкую глухую дробь на маленьких барабанах. Такое впечатление, будто он терся о колени кого-то невидимого. По спине остолбеневшего доктора Сайленса побежали мурашки: итак, кажется, началось…

Он попробовал привлечь внимание пса к спектаклю его приятеля и выяснить, не заметил ли и тот что-либо странное, находящееся в центре ковра. Флейм подтвердил его предположение: направившись было к хозяину, он вдруг застыл на месте, наотрез отказываясь идти дальше. Доктор сделал ему знак приблизиться — увы, безрезультатно. Колли виновато вильнул хвостом, жалобно заскулил и снова замер на полусогнутых лапах, глядя то на кота, то на доктора. Он был в равной мере удивлен и раздосадован, а его унылое подвывание почти не прорывалось наружу — глухо и утробно перекатывалось в горле, время от времени сменяясь угрюмым рычанием.

Джон Сайленс позвал собаку — обычно таким тоном он отдавал команды, и пес безропотно повиновался, — но Флейм и на сей раз не прореагировал. Неуверенно сдвинувшись с места, он повел ушами, словно решил ступить в воду, залаял и обежал ковер стороной. Очевидно, он не испытывал страха, но был насторожен и готов к отпору. Ничто не могло заставить его присоединиться к урчащему от удовольствия коту и хоть на дюйм сократить дистанцию между ними. Стараясь не выходить из полутьмы, он описал полный круг и, приблизившись к хозяину, энергично потерся о его ноги. Кошачье поведение ему явно не понравилось, в этом не было никаких сомнений.

Некоторое время Джон Сайленс с неослабевающим интересом следил за пантомимой Смоки, потом решил все же окликнуть его:

— Смоки, ну что ты там обнаружил?

Кот быстро взглянул на него, довольно зажмурился и вновь стал тереться о невидимую ногу. Доктор снова позвал его, даже сделал вид, что собирается налить ему молока, однако Смоки лишь сверкал глазами и, урча от удовольствия, продолжал ходить как заведенный вокруг призрачного объекта.