Так, вот где-то там мы с Миррой распрощались. Или нет?

Точно, вон столб, о который драколич решил поточить когти, а вот там подальше дом с красной крышей, где мы перепугали какую-то милую женщину, выгуливающую карапузов, точнее, трех сорванцов без инстинкта самосохранения, ломанувшихся погладить дракона.

Погладить дракона…

Проще сразу сунуть руку в блендер!

Определившись с направлением движения, я похлопала рукой по карману, проверяя, не оставила ли наличность в комнате, и…

— Доброе утро.

…и не успела и шага ступить.

Оглянулась, встретилась с серыми глазами некроманта, смирилась с неизбежным и поспешила оправдаться:

— Это не побег!

Север, еще не бритый, но зато очень бодрый, медленно приподнял бровь.

— Знаю, со стороны это выглядит не слишком правдоподобно, но я шла в булочную.

И это было чистейшей правдой, между прочим!

После вчерашнего разговора по душам в комнате Данте я проснулась от мысли, что хочу — нет, просто обязана! — порадовать некромантов и себя любимую свежей выпечкой.

Память моментально припомнила мельком замеченный магазинчик по пути сюда, желудок взвыл от предвкушения, а ноги сами собой понесли меня умываться.

Инстинкт же посоветовал не будить некромантов, так как компания в таком важном и ответственном деле мне ни к чему. Пророческий дар — а может, пессимизм, я их частенько путаю, — подсказал, что Эдварду потребуется около часа подозрительного созерцания витрин, прежде чем он ткнет в приглянувшуюся пышку пальцем и пройдет на кассу.

Рычай сразу начнет пробовать, и до дома мы донесем пакет с остатками самых вертких и мятых пончиков, которым посчастливилось уклониться от загребущих ручищ великана.

Кельвин с первого же взгляда на мою смущенную мордашку поймет, что вчера была тайная вечеринка, на которую его не соизволили разбудить, и обычный поход за булочками превратится в допрос с пристрастием и моральные пытки.

Данте… Данте просто жалко было будить.

Спайка — откровенно страшно!

Севера я тоже не планировала брать в этот крестовый поход за продовольствием к завтраку просто потому, что хотела сделать ответный жест благодарности за вчерашнее.

А вчера суровый некромант повел себя подкупающе решительно.

Вручил мне коробку, «полную его извинений» — оказывается, я оставила ту на кухне. Не дав опомниться, легко, точно я пушинка, подхватил на руки, отнес на диван, уложил, деловито расправил подол платья, заботливо укрыл пледом. Постоял, посмотрел, подумал. В итоге отобрал черную коробку, открыл и вернул обратно со словами:

— Ешь. Клубнику помыл.

После чего он вернулся к Данте, в уголках губ которого я впервые за этот тяжелый разговор заметила нечто похожее на улыбку. Не слушая упрямых заверений, что все, мол, в порядке и вообще не надо вмешиваться в его личное дело, усадил Данте в кресло, как и меня, накрыл пледом.

Сгреб мои чертежи на журнале, бегло изучил, хмыкнул, вычеркнул что-то, приписал от себя пару строк, передал брату для изучения и пошел за выпивкой.

— Значит, так. — Мне вручили бокал с лимонадом, Данте — пузатый бокал с янтарной жидкостью. — Мы поступим следующим образом…

И дальше мы просто слушали. Слушали. Кивали. И только Азра отпустил какой-то язвительный комментарий.

Под конец речи сурового некроманта я поспешила заесть восхищение от решительных действий Севера клубникой и запить всякие пошлые мыслишки, парадом из откровенных сцен промаршировавшие в сознании.

Около часа мы обсуждали детали задуманного. Еще час братья сидели над заклинанием и периодически тормошили мою сонную тушку техническими вопросами. Через ещё минут двадцать я поставила полупустую коробку на пол, свернулась на диване и вырубилась.