Сила характера, увы, не относилась к числу достоинств рейхсминистра, хотя к отчаянным действиям он был готов. «В январе 1945 г. я… сказал фюреру: я готов вместе со своей семьей полететь в Москву, чтобы априори убедить Сталина в честности наших намерений <заключить мир. – В.М.>] таким образом, я и моя семья послужим своего рода залогом в его руках. На это Гитлер ответил: «Риббентроп, не устраивайте мне никаких историй вроде Гесса!»  [Совершенно фантастическую историю о прехюжении Риббентропа встретиться со Сталиным в 1944 г., чтобы убить его из стреляющей авторучки, можно оставить на совести неизвестных мне авторов английского варианта «мемуаров Шелленберга».].

Последняя встреча послов (указом Президиума Верховного овета в мае 1941 г. для советских дипломатов были введены общепринятые ранги) состоялась 12 мая на квартире у Шуленбурга. Деканозов «взял инициативу и сказал Шуленбургу следующее: я говорил со Сталиным и Молотовым и рассказал им о предложении, сделанном Шуленбургом об обмене письмами в связи с необходимостью ликвидировать слухи об ухудшении отношений между СССР и Германией. И Сталин, и Молотов сказали, что в принципе они не возражают против такого обмена письмами, но считают, что обмен письмами должен быть произведен только между Германией и СССР». «О нетерпении Сталина, – пишет Г. Городецкий на основании неопубликованной записки Деканозова о встрече со Сталиным и Молотовым, – свидетельствовала его просьба, чтобы, ввиду отъезда Деканозова в Берлин в тот же день, Шуленбург и Молотов, не теряя времени, совместно набросали текст письма». Но делать этого не пришлось.

«Шуленбург выслушал мое заявление довольно бесстрастно, – сообщал Деканозов, – и затем ответил, что он, собственно, разговаривал со мной в частном порядке и сделал свои предложения, не имея на то никаких полномочий. Он вел эти переговоры со мной как посол в интересах добрых отношений между нашими странами. Он, Шуленбург, не может продолжить этих переговоров в Москве с Молотовым, так как не имеет соответствующего поручения от своего правительства. В настоящее время он сомневается даже, получит ли он такое поручение. Он, конечно, сделает все, чтобы такие полномочия получить, но он не уверен, что их получит». Говорить было больше не о чем.

В начале беседы Шуленбург сказал, что только что получил с курьером письма от Вайцзеккера и Вермана, «но ничего нового или интересного в этих письмах нет». Тут он покривил душой – почта содержала неодобрение его инициатив и «совет» не предпринимать никаких самочинных действий. В ответ посол вяло оправдывался, предусмотрительно не входя в подробности, а сам больше думал об уходе со службы, обустройстве нового замка и писании мемуаров, о чем прозрачно намекал Деканозову. Шуленбург и позже пытался уверить и Москву, и Берлин в необходимости и, главное, возможности решить все проблемы дипломатическим путем, но изменить ситуацию уже не мог.

Существует интригующая история, рассказанная во второй половине 1960-х гг. маршалом Жуковым (в описываемое время начальником Генерального штаба РККА) Л. Безыменскому, К. Симонову и Е. Ржевской. Разговор зашел об известном сообщении ТАСС от 13 июня 1941 г. (опубликовано 14 июня) по поводу слухов о германских претензиях к СССР, их отклонении и неизбежной в силу этого войне. Слухи были опровергнуты как «неуклюже состряпанные пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны». Жуков поведал следующее: «В начале июня… меня вызвал Сталин. Когда я вошел, он сидел за своим рабочим столом. Я подошел. Тогда он открыл средний ящик стола и вынул несколько листков бумаги. «Читайте», – сказал Сталин.