— Говоря на простом английском, Пэкер утверждал, что приобрел рыболовные права вместе с домом и участком?

— Для бизнесмена вы необычайно проницательны. Да, я имел в виду именно это. Через его владения проходит только маленький кусочек нашей акватории — от заводи у дорожного угла до ивовой заводи, — но там самый лучший клев, и если бы он доказал свои права, другие землевладельцы последовали бы его примеру, и это означало бы конец синдиката. Мэтесон — секретарь синдиката — пришел ко мне посоветоваться. Парень, составлявший первоначальный договор, не знал свое ремесло, как, впрочем, добрая половина представителей профессии; и получалось, что у Пэкера есть основания для претензий. Изучив документы, я сказал Мэтесону: «Я могу решить для вас эту проблему, если моим гонораром будет ближайшая вакансия в синдикате». Мне всю жизнь хотелось рыбачить в Диддере.

— И Мэтесон согласился?

— Ему пришлось согласиться. Я сказал, что, если ему не нравятся мои условия, он может обратиться к кому угодно, но он предпочел не рисковать.

Ригли-Белл рассмеялся.

— А я всегда думал, что вам нравится старик, — заметил он.

— Так оно и есть, — неожиданно отозвался Смитерс. — К сожалению, я ему не нравлюсь. Понятия не имею почему.

Собеседник счел благоразумным воздержаться от комментариев. Положив себе на тарелку щедрую порцию картофеля, он переменил тему:

— Интересно, почему Пэкер установил лесопилку на дорожном углу?

— Потому что такая скотина не может удержаться от искушения портить все, куда дотягиваются его руки, — последовал ответ. — Потому что он так богат, что хватается за любую возможность выжать деньги из поместья. Потому что он знает, что заводь у дорожного угла — лучшее место нашей акватории, и смертельно нас за это ненавидит. Установив лесопилку, Пэкер рассчитывает убить трех зайцев — уничтожить прекраснейшую в округе буковую рощу, получить небольшую прибыль и испортить жизнь любому, кто попытается удить рыбу в этой заводи.

— Сразу видно, что вы не любите Пэкера, — с улыбкой сказал Ригли-Белл. Он часто улыбался, но, к сожалению, его улыбки не отличались привлекательностью. Они неизменно сопровождались быстрым взглядом вверх из-под густых бровей и казались одновременно угодливыми и вызывающими.

Смитерс посмотрел на него так, словно видел впервые.

— Насколько мне известно, его никто не любит, — заметил он. — Я мог бы простить его, будь он человеком, который всем обязан самому себе, как его отец. Но о нем не скажешь даже этого. Не вижу никакой пользы в существовании второго баронета, сэра Питера Пэкера. Даже вы только что сказали, что не являетесь его другом.

— Господи, конечно нет! — воскликнул Ригли-Белл. — Но в бизнесе приходится поддерживать достойные отношения. — Он снова улыбнулся. — Я, безусловно, не испытываю к нему теплых чувств, пострадав сегодня от этой чертовой лесопилки.

— Да, второй участок нам испортили. Завтра вам повезет — на третьем участке будет тихо и спокойно. А вот старику придется помучиться.

— Только утром. Полагаю, в субботу они закончат работать к середине дня.

— Вы полагаете неверно. Наш драгоценный Питер так стремится воспользоваться хорошей погодой, что выплатит рабочим сверхурочные, лишь бы они трудились целый день.

— Право, это в высшей степени... неосмотрительно! — воскликнул Ригли-Белл, брызгая слюной от возмущения. — Вы уверены?

— Абсолютно. Так говорит Джимми Рендел, а он должен знать.

— Не понимаю, почему Рендел должен знать об этом больше, чем любой из нас.

— Вот как? В таком случае вы слишком тупы даже для бизнесмена. Вам не приходило в голову, что Джимми и Мэриан Пэкер.