Отец таких проколов не допускал никогда. Охмурить мимоходом девицу, вполне годящуюся ему даже не в дочки, а во внучки, это он мог без проблем. Также мимоходом в один прекрасный день увлекался каким-нибудь прибором, который доводил на работе, и напрочь забывал про свою горячую любовь. Как при этом он умудрялся расстаться с очередной красавицей легко и без проблем, всю жизнь оставалось выше понимания Никиты. Наверное, длительный опыт сказывался. Никаких скандалов и битья посуды. Даже анонимок в партком в советское время девицы не писали, но всегда были готовы прибежать по первому зову.

Мать вспоминала о прошлом с ностальгическими вздохами и никогда не пыталась мешать их встречам. Скорее, наоборот. В детстве постоянно подталкивала Никиту ходить в гости. Уже повзрослев, он понял, что она на что-то надеялась.

Сейчас квартира, в которой оказался Никита, больше напоминала… еще не помойку, но где-то на пути к этому. Некоторые приборы он мог опознать, но большинство видел в первый раз.

— С возвращением, — сказал отец, наливая в плохо помытые стаканы из полупустой бутылки, и попытался выдавить себе дополнительно пару капель. Никита понял, что отец еще окончательно не сбрендил, помнит, что он не из школы прибыл в гости, и, не ломаясь, выпил.

— Что случилось за время моего отсутствия? — пытаясь найти на столе хоть что-то съедобное, поинтересовался он. Обнаружил на одной из тарелок недоеденный огурец и поспешно запихал в рот.

— Да так, — грустно отозвался отец, — что и у всех… Больше ничего не производим, исключительно воруем по прежнему месту работы и продаем. Зарплату тоже не платят третий месяц уже.

— А вот это все?

— Федор Иванович умер. Собрались старые знакомые — помянули.

Никита смутно припомнил пожилого, абсолютно лысого отцова приятеля, прибабахнутого, с множеством научных званий, в вечно мятой рубашке. Он внимательно посмотрел на отца. Хоть и несвежий вид имеет, но вовсе не в меланхолии. Вон как глаза блестят, и смотрит с интересом. Раньше в таких случаях он выдавал очередную идею на тему погулять и порезвиться.

— Ты что делать собираешься? — невинно спросил отец, подтверждая подозрения.

— Сам пока не знаю… Институт уже мимо, сроки подачи документов давно прошли. Работать надо. А вот кем и где? Не идти же на рынок торговать!

— А синяк под глазом — это ты все свое продолжаешь?

— Душа не выдержала… Прапорщика своего встретил уже в воротах части. Он, сука, вечно отсутствовал, как стрелять начинали. Вот мы и поцапались.

— А не придут за тобой… эти… в погонах? Второй раз в армию от тюряги не сбежишь.

— Не, — уверенно сказал Никита, — там наш летеха был, он это дело придавит. Самому неинтересно волну поднимать. Он куска нашего вонючего не больше моего любит, а мужик хороший. Мы с ним нормально жили, без всяких напрягов.

— Кого? — удивился отец.

— Прапорщика, — нетерпеливо отмахнулся Никита. Объяснять тонкости армейского жаргона ему было недосуг.

— И что у тебя за манера — вечно в морду при всех? Не учил я никогда такому! Надо спокойно подождать, пока свидетелей не будет.