|
Слова обтекали его бессмысленными потоками, ничто не мешало ему сосредоточиться на гольфе и ползающих гадах, на битах с железными головками и боа — констрикторах, на клюшках и гремучих змеях, на нибликах и питонах, способных заглотить целого козленка. Ему определенно не нравилось это место. Разбросанное здесь и там сено напоминало ему своим запахом только что подстриженную площадку для гольфа. Не где-нибудь, а именно в скошенной траве укусила змея его брата, когда самому Кэпу было три годика, и хотя змея была не такая уж опасная, его старший брат заголосил, просто-таки заголосил, а вокруг пахло сеном, клевером, тимофеевкой, и его старший брат, самый сильный и отважный на свете, голосил, девятилетний Леон Холлистер, взрослый, мужественный мальчик, голосил: «Скорей беги за папой!» — он держал обеими руками опухающую ногу и обливался слезами, — и когда трехлетний малыш, лепеча что-то от страха, бросился выполнять его приказ, она проползла по его ноге, прямо по ноге, как осклизлая водоросль, — уже после доктор сказал, что укус не опасный, что змея, по — видимому, укусила перед тем кого-то другого и выпустила почти весь свой яд, но Ленни решил, что он умирает, а воздух тогда был пропитан медовыми запахами летней травы, в которой прыгали кузнечики и стрекотали, как водится, и плевались в обидчика табачной жидкостью («плюнь — выпущу», — говорили они мальчиками в Небраске), да, то были чудо — запахи и чудо — звуки, запахи и звуки игры в гольф… — если бы только не отчаянье в голосе брата и не это прикосновение к ноге чешуйчатого тела, отчего его взгляд камнем упал вниз, а там — плоская треугольная головка и черные глаза… она проползла по его ноге, спеша укрыться в траве, высокой, как на недостриженной площадке для гольфа… точно такой же был тогда запах… неудивительно, что ему не понравилось это место.
Биты с железными головками, и гадюки, и короткие клюшки, и медянки… Слепо метался рикошет по безумной траектории, и так же слепо блуждал взгляд Кэпа в полумраке конюшен, пока Джон Рэйнберд воевал с обоими Макги. Наконец он уставился на зеленый пластмассовый шланг, местами оплавленный, на стене возле покореженной водопроводной трубы. Кольца шланга, висевшего на крюке, частично скрадывались остатками пара. Внезапно в нем вспыхнул панический страх, столь же опасный, как случайная искра в заброшенной шахте, куда просочился газ. В первые мгновения страх был такой всеобъемлющий, что он не мог даже выдохнуть, не говоря уже о том, чтобы закричать, предупредить об опасности. Голосовые связки намертво сомкнулись. Потом отпустило. Кэп судорожно, одним глотком втянул полные легкие воздуха и издал душераздирающий вопль: — ЗМЕ-Я-ААААА! Он не бросился бежать. Как ни сдал он, бежать Кэп Холлистер был не приучен. Он сделал несколько шагов на несгибающихся ногах, как заржавевшая механическая кукла, и схватил прислоненные к стене грабли. Он приготовился забить, порубить, искрошить эту гадину. Сейчас… сейчас он…
Сейчас он спасет Ленни! Он бросился к оплавленному шлангу, воинственно размахивая граблями. Дальше все произошло в считанные секунды.
Агенты, почти все имевшие при себе личное оружие, и садовые рабочие, почти все вооруженные винтовками, цепью окружали приземистые Г — образные конюшни, когда послышался протяжный вопль. Мгновение спустя — тяжелый глухой стук и что-то вроде сдавленного крика боли. Спустя еще мгновение донеслись частые удары и тут же — отрывистый ватный звук, какой мог издать только пистолет с глушителем. Цепочка людей, окружавших конюшни, приостановилась, а затем вновь начала смыкаться.
Когда Кэп завопил и ринулся за граблями, внимание Рэйнберда отвлеклось на один лишь миг, но и этого мига оказалось достаточно. |
