|
С этой же целью Марк посещал самую знаменитую в городе школу риторики, где его речи получили столь высокую оценку, что даже учителя из других, соперничающих, школ приходили послушать его. Когда Марку исполнился двадцать один год, его трактат, направленный против материалистического учения философа Демокрита, был зачитан во Дворце Императоров в присутствии самого Нерона и получил распространение среди учащихся школ, изучающих естественные науки. Все его учителя и наставники в один голос заявляли, что он обладает потрясающей памятью, необычайной работоспособностью и блестящим умом, так что к двадцати пяти годам Марк был уже столь же знаменит своей ученостью, как Сенека в свои молодые годы.
Почти все это время Марк Аррий Юлиан-старший провел вдали от дома, занимая пост Военного Правителя в крепости Могонтиак в Верхней Геомании, и Диокл, управитель усадьбы, который заботливо присматривал за мальчиком, регулярно писал отцу об его успехах. Когда Марк превратился в юношу, письма Диокла стали пестреть перечислением различных опасных выходок юного Юлиана: он устраивал у себя чтения трудов философов, запрещенных Императором или отправленных им в ссылку, его посещал также «подлый люд из самых низких слоев общества, который он называл своими друзьями». Марк, как подозревал Диокл, состоял кроме того в связи с наложницей одного из самых влиятельных военачальников Империи, вольноотпущенницей, женщиной зрелых лет, которая была значительно старше юноши и славилась своим умом и ученостью намного больше, чем своей красотой. «Да как он может без омерзения смотреть на столь вульгарную особу, — жаловался Диокл, — будучи помолвленным с Юниллой, целомудреннейшей и прекраснейшей девушкой Рима?» «Марк, — писал в другом письме честный домоправитель, — по существу прогнал из дома своего наиболее знаменитого учителя, греческого историка Архия, который был оскорблен словами юноши о том, что бог этого славного ученого мужа — Александр Македонский — был будто бы никем иным, как в высшей степени удачливым убийцей и вором. Кроме того мальчик привел в ярость другого учителя, филолога Антигоноса, доказывая ему, что грубые варварские языки народов Галлии и диких племен Германии по своей форме родственны латинскому языку!» Страх Юлиана-старшего за сына особенно возрос после того, как Марк оставил изучение философов, пользующихся в римском обществе всеобщим уважением — таких, например, как представителей трезвого и благоразумного стоицизма, популярного при дворе Императора, — и сосредоточил свое внимание на эзотерических дисциплинах, слишком сложных и мистических для сформированных греческими учителями вкусов римской аристократии, и потому опасных для общественного порядка. Однажды Диокл случайно увидел, как Марк поднялся среди глубокой ночи и отправился куда-то с лампой в руках; слуга последовал за ним. Если юноша шел на любовное свидание, то Диокл хотел, по крайней мере, удостовериться в том, что его избранница — благородная девушка или приличная замужняя матрона, а не какая-нибудь уличная проститутка или цирковая акробатка. Во всяком случае, отец мальчика наверняка захочет знать такие подробности из жизни сына. Но Марк, оказывается, крался в библиотеку, как будто это была его единственная любовница, мысль о которой не давала ему покоя ни днем, ни ночью. На рассвете Диокл обнаружил юношу спящим за столом, на котором лежали стопки книг. Это были списки с трудов Пифагора, трактующие о переселении душ; сочинения Изодора, пафос которых был направлен против каждого, — будь то царь или император, — кто присваивает себе право властвовать над другими людьми; а также книги Аполлония Тианского, обличающие жертвоприношения животных в храмах, — одним словом, это были возмутительные книги, чтение которых не приветствовалось сильными мира сего. Диокл был поражен своим открытием ничуть не меньше, чем если бы узнал, что Марк якшается с самыми грязными проститутками города. |
