— Волки! Убийцы! Я не крала! — голос Аурианы звучал громко и чисто, привлекая к себе внимание.

— Заткните ей рот! — приказал Торкватий.

Стражник ударил Ауриану по лицу, но не очень сильно. Ее простота и одухотворенность вызывали у стражников некоторую симпатию.

Торкватий повернулся к Кораксу.

— Если только завтра я увижу здесь твою изъеденную вшами шкуру, то прикажу выгнать тебя плетками. Сгинь!

Разделавшись с Кораксом, он снова обратился к стражникам, которые держали Ауриану.

— Ну, а теперь к делу. Нужно решить судьбу этой преступницы. На какой день у нас назначены казни?

— Через два дня после нонов, — ответил один из стражников.

В разговор вмешался Эрато.

— Мой повелитель, пожалуйста, остановись, одумайся! — тихо и настойчиво произнес он. — В том, что случилось, не только ее вина.

— Эрато, когда человек становится таким милостивым и мягкосердечным, как ты, ему пора сменить это место на овчарню и заняться выращиванием овец.

Эрато наклонился поближе к префекту.

— Послушай, я прошу тебя! Это кажется невероятным, но ты должен поверить мне — ей нет цены. Я знаю твои мысли, ты думаешь, что она всего лишь женщина. Но мне еще никогда не доводилось видеть такого гладиатора. По своему уму и сообразительности она превосходит их всех вместе взятых. С ней можно сравнить лишь твоего любимца Нарцисса, который сражался во времена Нерона.

— Тот, кто рассказал тебе о моей любви к шуткам, когда затрагивается серьезное дело, просто посмеялся над тобой.

— О, Немезида! Это не шутка. Ты должен поверить мне. Поединок с ее участием соберет толпы зрителей, не меньше, чем кто-либо из знаменитостей Первого яруса, если даже не больше, если принять во внимание, что она — женщина.

— Мне все равно, что она соберет — толпы или же полчища мух на свой труп, — прервал его Торкватий, медленно и отчетливо выговаривая слова, как будто Эрато был школьником, которому нужно было вдолбить в голову простые азбучные истины. — Под этой крышей находится свыше тысячи превосходно подготовленных убийц, и если только они вздумают восстать одновременно, то смогут перерезать нам глотки в мгновение ока, а затем устроят такую же резню во всем городе. Это отребье можно держать в подчинении только страхом. Многие из них стали свидетелями того, как эта злобная мегера напала на наставника, пусть даже на Коракса. Кроме того, она пыталась убежать отсюда. Может быть, ты хочешь из своего кошелька оплатить весь ущерб, который она нанесла, чтобы нам не пришлось сообщать об этом казначейству?

Торкватий улыбнулся с притворным сожалением и заботой.

— Дисциплина всегда должна брать верх над чувствами, добрейший Эрато, — продолжил он. — А теперь возвращайся к своим обязанностям и сохраняй молчание. Мой приговор таков: на второй день после нонов, когда в полдень будет проводиться представление со зверями, привяжите ее к столбу и напустите на нее медведей. Пусть публика потешится.

Суния завыла. У Коньярика по лицу текли слезы, но он этого не замечал. Торгильд весь подобрался, словно леопард перед прыжком, глаза его были полны дикой ярости. Он начал выкрикивать проклятия, и понадобилось пять стражников для его успокоения.

Эрато наблюдал за происходящим, стиснув зубы и сжав кулаки. Его охватила волна отчаяния, в голове проносились обрывки мыслей, смутных планов. К своему изумлению он обнаружил, что готов расплакаться.