Изменить размер шрифта - +
Они приходили к
нему -  Ксения,  Семирадский,  Ирман.  Приходили,  чтобы  предупредить  об
опасности - теперь уже ясно какой. Или... Или чтоб поведать о брате!..
     Берг! Он знал все! И, возможно, не просто знал. Почему-то  Наташиному
дяде надо было убрать всех, кто имел отношение к старту "Мономаха". Наташа
потеряла память, за Степой и Валюженичем охотились... А Николай - он  ведь
должен был выйти на связь именно через лабораторию Берга!
     Между тем Карно требовал немедленного и точного отчета, дабы  узнать,
по какому поводу его,  законопослушного  французского  гражданина,  решили
прикончить прямо во время осмотра исторической достопримечательности.
     Валюженич взглянул на Степу, и тот, как мог, удовлетворил любопытство
Шарля. Естественно, о "Мономахе" Косухин не сказал ни слова. Наташин  дядя
предстал в облике озверелого белогвардейца, каким он в действительности  и
являлся. Правда, эта версия никак не объясняла стремления  расквитаться  с
далеким от идей большевизма Валюженичем, но Карно додумал все сам:
     - Это все тот парень,  Гастон.  Наш  Тадеуш,  похоже,  излишне  желал
продолжать знакомство  с  мадемуазель  Натали.  Типичные  нравы  парижских
апашей! Ну, ребята, вы и влипли!
     Ни Тэд, ни Косухин не стали возражать, тем более мсье де  Сен-Луи  не
вызывал у них ни малейших симпатий.
     - Жаль, что его не пристрелили! - заключил несентиментальный Карно. -
Эх, знал бы - не выпустил! У него такие противные потные руки...


     Авто мчало по пустынной  дороге.  Слева  и  справа  мелькали  силуэты
высоких  старых  деревьев,  росших  у  обочины,  и  Степе  внезапно   дико
захотелось спать. Он знал за собой эту  особенность.  С  ног  валило  чаще
всего после боя, особенно когда приходилось ходить в штыковую...
     ...Под утро въехали в Ренн. Тут уж не выдержал даже неутомимый Карно,
и они остановились в первом же небольшом отеле. Отоспавшись, решили  ехать
дальше, но сперва Шарль  позвонил  в  Париж  отцу  -  и,  как  выяснилось,
вовремя. Сенатор Карно, обеспокоенный  странным  вояжем  сына,  уже  успел
протелеграфировать в Бриньоган и готовился заявить в жандармерию. Успокоив
отца, Шарль сообщил, что они вернутся в Париж послезавтра.
     Ехали не  спеша,  а  в  Ле-Мане  сделали  дневку,  причем  Степа  был
отконвоирован  в  здешний  собор,  где  послушал  лекцию  об  особенностях
французской готики. От посещения музея он  все-таки  отбился  и  предпочел
просто  погулять  по  городу,  втайне  надеясь,  что  хотя  бы  здесь,   в
пролетарской Франции, удастся встретить товарищей по партии. Но, вероятно,
население Ле-Мана еще недостаточно  восприняло  самые  передовые  идеи:  в
городе,  как  удалось   выяснить,   преобладала   изначально   реакционная
католическая партия, а слабую оппозицию ей составляли вовсе не коммунисты,
а какие-то мелкотравчатые радикалы. Степе стало скучно,  очень  захотелось
домой. Наблюдения последних  месяцев  не  обнадеживали:  ни  стонущая  под
колониальным игом Индия, ни  Франция  -  родина  Коммуны  не  спешили  под
знамена Мировой Революции.
Быстрый переход