За прошедшую неделю ему начало казаться, что каждый житель каждого дома на окраинах Парижа к концу дня усаживается перед одним из таких ящиков.

Благодаря своему острому слуху и зрению, Лаклейн даже с улицы мог наблюдать за многими вещами. Забираясь на дерево с украденной едой и усаживаясь на ветке, он был просто поражен наличием в каждой из коробок абсолютно разной информации. И теперь у него был собственный ящик. Понажимав кое-какое время кнопки, он наткнулся на неподвижную картинку, где всего лишь рассказывали новости. Их объявляли на английском — ее родном языке, и хотя Лаклейн тоже знал его, но вот уже как столетие на нем не говорил.

Внимательно изучая ее вещи, Лаклейн вслушивался в незнакомую речь, с невероятной скоростью запоминая новые для него слова. Что ликаны умели хорошо — так это удивительно быстро приспосабливаться к новому окружению, усваивая новые языки, диалекты и жаргонные выражения. Это был простой механизм выживания. Инстинкт приказывал — растворись в толпе. Изучи все вокруг. Не упусти ни единой детали. Или умрешь.

Тщательно всё осмотрев, он вернулся, конечно же, к ящику с нижним бельем. За упущенное им столетие оно стало куда меньше в размерах, а потому было, определенно, предпочтительнее прежнего.

Он представил себе Эмму в каждом из этих замысловатых лоскутков шелка, воображая, как будет зубами срывать их с нее. Но пара вещей его все-таки озадачила. И когда Лаклейн понял, где должна была находиться полоска ткани, вообразил Эмму в этом белье, то застонал, едва ли не кончив прямо в штаны.

Затем он решил исследовать ее шкаф со странной одеждой — большинство из которой было красного цвета и мало что прикрывало. «Вампирша определенно не выйдет из комнаты в одном из этих нарядов», подумал он.

Вывернув на пол содержимое сумки, с которой она была прошлой ночью, он заметил, что кожа порвана. В горке мокрых предметов лежало серебряное хитроумное устройство с цифрами, как на, — он нахмурился, — телефоне. Когда Лаклейн потряс его, из приспособления полилась вода, и он попросту бросил его через плечо.

В маленьком кожаном футляре лежала карточка из твердого материала, на которой было написано «Водительские права штата Луизиана».

Вампиры в Луизиане? Просто немыслимо.

Там также значилось ее имя — Эммалин Трой. Лаклейн замер на мгновение, вспоминая все те годы, когда мечтал узнать хотя бы имя своей пары, грезил хоть о какой-нибудь крохотной подсказке, которая помогла бы ему найти ее. Нахмурившись, он попытался припомнить, говорил ли он вампирше свое имя той безумной ночью…

Но тут его взгляд зацепился за описание ее внешности. Рост — 5 футов 4 дюйма, вес — 105 фунтов — да даже насквозь промокнув, она не смогла бы столько весить; глаза — голубые. «Голубой» было слишком блеклым словом, чтобы описать этот цвет.

На карточке так же имелась маленькая фотография, на которой она застенчиво улыбалась, а ее волосы были заплетены так, чтобы скрыть уши. Фотография сама по себе была великолепной, но немного озадачивала, походя на дагерротип, но в цвете. Ему еще так чертовски много предстояло узнать.

Дата ее рождения была записана 1982-ым, что, как он знал, было ложью. Физиологически ей было не больше двадцати с небольшим. Перестав стареть в юном возрасте, когда была наиболее сильной и жизнеспособной, она теперь навсегда осталась такой. Но хронологически — Эмма была намного старше, учитывая, что большинство вампиров появились почти несколько столетий назад.

Но какого черта вампирам делать в Луизиане? Неужели они захватили не только Европу? И если это правда, то что стало с его кланом?

Мысль о клане заставила его снова взглянуть на вампиршу, которая все еще спала, как убитая.