Надо взять себя в руки и не показывать Крису, что что-то не в порядке.
– Ничего подобного, – ответила она с оживлением, которое, однако, далось с трудом даже с ее многолетним опытом в этой области. – Знаешь, дорогой, я очень люблю Нью-Йорк, но, вероятно, переусердствовала. Все эти музеи, галереи и универмаги – просто не могу выдерживать темп так, как в те времена, когда я была помоложе.
Она не упомянула о своих бесчисленных визитах к старым друзьям и коллегам ее и Юджина, которые наносила с целью обеспечить финансовую поддержку библиотеке.
– Что ты, Нана! – Крис округлил глаза. – Могу поспорить, что ты пробежишь марафон и опередишь всех.
– Это вполне возможно, – ответила Корделия, сохраняя невозмутимый вид.
Ее порадовала улыбка, притаившаяся в уголках рта Криса. Однако его все еще что-то беспокоило. Она почувствовала это давно, но надеялась, что это было всего лишь следствием буйства гормонов в переходном возрасте.
– Нана… Можно тебя спросить кое о чем? – Крис опустился на колени перед диваном, чтобы погладить собаку. Волосы закрыли его лицо. – Ты любишь мою маму?
– Что за вопрос? Бог мой, ведь она – моя дочь!
– Тогда почему же ты живешь здесь?
– Ну… это довольно сложно, мой дорогой. Твоя мама и я… у нас есть разногласия. Но это совсем не означает, что мы не любим друг друга.
– Значит, можно любить кого-нибудь и все-таки не хотеть жить вместе?
Корделия поняла, что Крис сейчас имел в виду.
– Да, думаю, что это так, – сказала она мягко, стараясь продвигаться вперед осторожно, как будто шла по только что засеянной лужайке. – Это зависит от обстоятельств.
Крис взглянул на нее снизу, и она заметила, что в глазах у него блестят слезы.
– Папа хочет, чтобы я жил с ним… А я не знаю. Я скучаю по маме. Мне очень не хочется говорить ей, что я хотел бы жить здесь.
– О, Господи! – воскликнула Корделия. Чувствуя, что ей трудно сидеть, она заставила себя выпрямиться. – Крис, ты говорил отцу о том, что чувствуешь?
– Вроде да… Да, говорил. – Он обвил рукой собачью шею и прижался щекой к пушистому золотому загривку. – Папа, он… да ладно.
– Что же сказал твой папа?
– Он так не думал… Он на самом деле не сделает этого…
– Крис, что бы он ни сказал, что бы это ни было, тебя это беспокоит. Так почему же не открыться мне?
Она говорила мягко, стараясь не отпугнуть мальчика.
– Он сказал, что понял бы меня, но… – Так как Крис прижимался лицом к шее собаки, его голос звучал слабо и приглушенно. Наконец он поднял голову и быстро договорил: – Но если я вернусь к маме, ему будет трудно одному содержать Коди.
Корделия была потрясена. Неужели Уин сказал это? Какой ужас! Бедняжка Крис! Неудивительно, что он так расстроен.
Она вдруг увидела Уина в ином свете – не как заботливого зятя, который не забывал посылать ей ко дню рождения и Дню матери поздравительные открытки и который так хорошо смотрелся на семейных торжествах, а как человека, который нечаянно, а возможно, и в силу собственной бесчувственности спровоцировал всю эту историю.
– А как же твоя мама? Ведь она будет ужасно скучать по тебе.
Корделия была поражена, обнаружив в себе столько сочувствия к дочери, на которую так злилась.
– Я надеялся… – Крис прикусил губу.
– Крис, в чем дело?
– Папа сказал… – Он остановился. – Не знаю, говорить ли об этом?
– Господи, я выслушала за последние несколько месяцев столько исповедей, что мне хватит до конца жизни. |