Пол Андерсон. Нет мира с королями
— Песню! «Чарли» спой! Давай «Чарли»! Все были пьяны, и младшие офицеры за дальним концом стола орали немногим громче, чем старшие, — рядом с полковником. Ковер и оконные драпировки слегка приглушали возгласы, топот сапог, дробь Кулаков по столешнице и звон стаканов. Из плясавших под потолком теней свешивались полковые знамена; игра их складок словно добавляла что‑то к царившему здесь хаосу. Светильники на прикрепленных к стене кронштейнах и камин озаряли бликами спортивные трофеи и оружие. Осень приходит рано в эти края. За окнами, путаясь между сторожевыми вышками, барабанил дождь, ревел ветер, и этот тоскливый музыкальный фон проникал повсюду, будто в подтверждение легенды: каждый раз в ночь на 19 сентября павшие на поле брани покидают свои могилы и пытаются присоединиться к празднеству — вот только не знают как. Но никого эта музыка не беспокоила — ни в зале, ни в казармах, за исключением, быть может, дежурного майора. Третья дивизия — «Рыси» — славилась как самая буйная часть в армии Тихоокеанских Штатов Америки, а полк «Бродяги», охранявший форт Накамура, считался самым необузданным. — Давайте, ребята! Поехали! Если у кого‑то есть что‑то похожее на голос в этой проклятой Сьерре, так только у вас, — крикнул полковник Маккензи. Он сидел, откинувшись в кресле, с расстегнутым воротником черной форменной рубашки, расставив ноги, держа в одной руке трубку, а в другой — стакан с виски. Тяжелое тело, помятое лицо, голубые глаза в лучиках морщин, покрытые налетом седины стриженые волосы и вызывающие рыжие усы. — «Чарли, мой милый, мой милый, мой милый», — затянул капитан Хале. — Прошу прощения, полковник. Маккензи резко повернулся и увидел склонившегося к нему сержанта Ирвина. Что‑то в его лице заставило полковника насторожиться. — Да? — Только что пришла шифровка. Майор Спейер просит вас срочно прийти. Вспомнив последние новости из Сан‑Франциско, Маккензи похолодел. Спейер был равнодушен к выпивке и сам вызвался дежурить в праздничную ночь. Впрочем, любой из «Рысей» полагал, что, даже залив в себя виски до барабанных перепонок, он более пригоден к службе, чем любой трезвенник. Маккензи выбил трубку, встал и, наметив себе прямую линию, направился к двери, взяв по дороге с вешалки портупею и пистолет. В пустом мрачном переходе шаги звучали преувеличенно громко. У основания лестницы полковник миновал две пушки, захваченные в бою у Рок‑Спрингс в войне за Вайоминг поколение назад, и двинулся наверх. Шаг ступеней был слишком крут для его лет, но здесь все было массивным, десятилетиями строилось из гранита Сьерры, да и должно было быть таким: часть охраняла ключ к сердцу страны. Не одна армия разбилась об эти одетые камнем брустверы, прежде чем была умиротворена Невада, и немало молодых ребят ушли с этой базы, чтобы уже не вернуться. «Но никогда еще форт не подвергался нападению с Запада. Боже, если ты существуешь, не дай этому случиться и впредь.» В штабе было пусто — ни привычной суеты вестовых, ни старательных писарей, ни галдящих офицерских жен, поджидающих полковника. В безлюдье еще громче слышались свист ветра за стеной и стук дождя в окно. — Полковник пришел, сэр, — доложил Ирвин неровным голосом. Сержант сглотнул и закрыл за собой дверь. Спейер стоял у стола командира — девственно чистого, за исключением чернильницы, аппарата внутренней связи и портрета Норы, сильно выцветшего за десятилетие после ее смерти. Маккензи перевел взгляд на майора, высокого худого мужчину с обозначившейся лысиной и кривым боксерским носом. Форма на нем казалась вечно неглаженой. Но он обладал самым острым умом среди офицеров «Рысей», а книг прочитал на своем веку больше, чем все остальные вместе взятые. |
