И вот, все готово, и они собираются идти пешком. В лучшей празднично украшенной комнате гостиницы собрались невеста с женихом, невшательский нотариус, лондонский юрист, мадам Дор и некий крупный таинственный англичанин, известный в народе под именем Зоэ Ладелля. Посмотрите же на мадам Дор, в безукоризненной чистой паре собственных перчаток, — она не поднимает рук на воздух, но обвилась ими вокруг шеи невесты; чтобы обнять ее, мадам Дор, оставаясь верной себе до конца, повернулась к обществу своей широкой спиной.

— Простите меня, моя красавица, — жалобно просит мадам Дор, — за то, что я всегда была его кошкой!

— Кошкой, мадам Дор?

— Обязанной сидеть и караулить мою такую очаровательную мышку, — таково было объяснение слов мадам Дор, сопровождаемое покаянным всхлипыванием.

— Что вы говорите? Ведь вы были нашим лучшим другом! Джордж, моя радость, скажи же это мадам Дор. Разве она не была нашим лучшим другом?

— Без сомнения, моя любимая. Что бы мы делали без нее?

— Вы оба так великодушны, — плачет мадам Дор, утешаясь и немедленно снова предаваясь скорби. — Но я начала с того, что была кошкой.

— Ах! Но словно кошка из волшебной сказки, добрая мадам Дор, — говорит Вендэль, целуя ее в щеку, — вы были истинной женщиной. А в качестве истинной женщины вы склонялись в симпатиях своего сердца на сторону истинной любви.

— Я не желаю лишать мадам Дор ее доли в объятиях, которые все продолжаются, — вставил мистер Бинтрей с часами в руках, — и не осмеливаюсь мешать чем-нибудь тому, чтобы вы все трое составили там в углу группу в роде трех Граций. Я только говорю, что, мне думается, уже время двигаться. Каково ваше мнение по данному вопросу, мистер Лэдль?

— Ясное, сэр, — отвечает Джоэ, любезно оскалив зубы. — Я стал чувствовать себя гораздо лучше, сэр, прожив так много недель на поверхности. Я никогда раньше не бывал и вполовину так долго на поверхности, и это принесло мне огромную пользу. В Углу Увечных я бывал слишком много под ней. На вершине Симплетона я был гораздо много выше нее. Я нашел середину здесь, сэр. И если я когда-нибудь буду ее придерживаться в течение всего остатка моих дней во время веселой пирушки, то это будет за тостом, и я думаю произнести его сегодня: «Дай им, Боже, обоим счастья!»

— Я тоже! — говорит Бинтрей. — А теперь, monsieur Фохт, давайте станем с вами двумя марсельцами и allons, marchons, рука под руку!

Собравшиеся сходят вниз к дверям, где их ждут все, идут спокойно в церковь и счастливый брак совершается. Когда церемония еще продолжается, нотариуса вызывают на улицу. Когда оно оканчивается, он возвращается, становится позади Вендэля и трогает его за плечо.

— Выйдите на один момент к боковым дверям, monsieur Бендэль. Один. Оставьте madame со мною.

У боковых дверей церкви уже известные нам два человека из Странноприимного дома. Они в снегу и утомлены от дороги. Они желают ему счастья и затем каждый кладет свою широкую руку на плечо Вендэля и один из них говорит ему тихим голосом в то время, как другой пристально смотрит на него:

— Они здесь, monsieur. Ваши носилки, те же самые.

— Мои носилки здесь? Почему?

— Тс!.. Ради вашей супруги. Ваш тогдашний спутник…

— Что с ним?

Говоривший взглядывает на своего товарища, а тот на него.