— И что же он украл?
— Он со своими сообщниками забрался в тюки нашего хозяина, — заговорил другой охранник, также изрядно помятый. — Сам-то остался, а тот, другой, сбежал. И вещи унес.
— Я потерпел страшный ущерб, — плаксиво проговорил купец.
«Такого обманывать надо было, — с тоской думал Саламар. Попадись ему тот болван, что не имеет ни малейшего понятия о различиях между жертвами жуликов, казалось бы, порвал бы его Саламар голыми руками, так он был зол на проклятого дилетанта! — Обманывать, а не обворовывать! Проклятье Сета на голову мерзавца! И мне, конечно, отдуваться за всех… Такова судьба».
Саламара подняли на ноги и явили пред очи начальника стражи.
Саламар зажмурился: он сразу понял, что в Аграпуре пощады ему не будет. Вероятно, Аграпур станет последним пунктом на долгом, запутанном жизненном пути бедного Саламара.
— Итак, вор, ты попался, — медленно, с расстановкой произнес начальник стражи.
— Я не вор, господин, — сказал гирканец.
Начальник стражи взмахнул длинными, как у женщины, ресницами. Чувственный рот его искривился в нехорошей усмешке.
— Хочешь заверить меня в том, что никогда в жизни не брал чужого?
— Может быть, когда-нибудь я и брал чужое, — ответил Саламар, — но не в этот раз.
— Стало быть, ты признаешь себя вором?
— Нет! — завопил Саламар.
Начальник стражи обернулся к своим людям и поманил к себе пальцем одного из стражников.
— Отведешь его в подземную тюрьму. Завтра ему отрубят правую руку.
— Нет! — крикнул Саламар еще громче. Он извивался в руках стражника, умоляя выпустить его, простить, понять, поверить… Все было тщетно: крепкие руки хорошо откормленного, мощного стража держали его, точно железные оковы.
Саламар сдался. Он обвис, свесил голову на грудь, всхлипнул… и при последнем вздохе случайно проглотил свою костяную палочку.
Подземная тюрьма в Аграпуре обладала только одним достоинством: она не была сырой. Вода в Аграпуре вообще являлась ценностью, и власти сего достойного города не стали бы расходовать ее на каких-то презренных преступников.
Таковых в тюрьме томилось трое: кроме самого Саламара, имелись еще старичок-долгожитель, чье имя запамятовал даже он сам, и какой-то громила, похожий на крупную обезьяну, как представилось в полумраке Саламару.
Громила был крайне угрюм — неудивительно, в таком-то положении! Он был огромного роста, с длинными черными волосами и яркими глазами, сверкавшими даже в темноте подземной тюрьмы.
Саламар сразу забился в угол, как делал это всегда. Впрочем — и это тоже случалось неизменно, как дождь, — подобный способ таиться никогда еще не спасал его от неприятностей.
В середине дня им принесли еду. Люк, которым закрывалась тюрьма, отодвинули, и сверху на веревке спустили горшок с отвратительным, судя по запаху, варевом. Громила бросился к горшку первым, схватил обеими ручищами, поднес к разинутой пасти, глотнул… и с проклятием отшвырнул от себя.
— Я лучше сдохну с голоду, чем стану есть тухлятину! — заорал он вне себя от гнева.
Саламар осторожно проговорил из угла:
— Если ты отказываешься, то позволь мне…
Громила махнул рукой и отошел.
Саламар со старичком по очереди слопали содержимое горшка. Еда действительно была омерзительной на вкус, но — не хуже, чем случалось есть Саламару.
Когда наконец с трапезой было покончено, Саламар решил познакомиться с товарищами по несчастью. Он заговорил, ни к кому в особенности не обращаясь:
— Меня зовут Саламар, я из Гиркании. |