— Она пошла, Джимми! Труба движется! Дай мне только еще немного пара!

— Ненормальный! — Я едва не потерял дар речи. — Ни за какие блага не подойду к этому бойлеру...

— Давай, Джим! Еще немного, слышишь! Ой!..

Джиггс бросился на него, как нападающий в футболе, сбив его с ног на пол платформы. И в то же мгновение столкнул нас на землю.

— Бегите, черт вас побери, спасайтесь! Труба... Она...

— Пошел к черту, Джиггс! — Шорти попытался вернуться обратно. — Просто труба начала подниматься, и если Джим...

— Черта с два она поднимается! Она разрывается!

— Как это — разрывается? Черт, но этого не может... А-а-а! — заорал Шорти и бросился в кусты. Потому что, как это ни было фантастично, труба действительно разрывалась.

И внезапно она лопнула.

Она вылетела из скважины — около сорока футов «неразрушимой» стали толщиной в двадцать четыре дюйма. Как гигантское копье, она пролетела через буровую вышку, снеся верхний блок, вытолкнув тяжелый механизм и блоки высоко вверх. А потом, удерживаемая прикрепленными тросами, она задергалась из стороны в сторону и снова устремилась к земле.

Она рухнула на станок, разбив в щепы оттяжки и скрепы, превратив буровую платформу в раскачивающуюся развалину. Она с оглушительным грохотом упала на механизмы... и они перестали быть таковыми. Из мешанины перепутанных труб били струи пара, густой пеленой милосердно прикрывая от нас жалкие руины. Когда он рассеялся, мы побрели вниз.

Спасать было нечего. Установка была полностью и безнадежно разрушена. Во всяком случае, мы поняли главное: трубу невозможно выдернуть из земли.

Мы не смели заговорить, боялись расплакаться, какими бы закаленными и грубыми людьми ни казались. Наш друг фермер воспринял катастрофу гораздо более философично.

— Я ничего не потерял, — сказал он, потчуя нас на прощание жареной крольчатиной. — Я ведь ничего и не имел.

Глава 16

В то лето я получил за свои рукописи от разных издательств несколько чеков на небольшие суммы, а маме перепало скромное наследство. Она и Фредди приехали в Оклахома-Сити и привезли с собой мою жену и ребенка, и все вместе мы направились дальше, в Форт-Уэрт в Техасе. Папа получил там какую-то работу. Вскоре после нашего приезда и я устроился привратником в одной гостинице. На мне лежала обязанность встречать клиентов и отгонять их машины на автостоянку. Это место оказалось едва ли не самым плохим из всех моих занятий.

Я работал по двенадцать часов все семь дней недели, без выходных. И получал-то всего четырнадцать долларов минус произвольные вычеты в размере от двух долларов и больше. Даже при существовавших в то время низких ценах этого недельного заработка едва хватало, чтобы прокормить семью из трех человек.

За всю смену мне не разрешалось даже присесть, не говоря уже о перерыве для отдыха. Конечно, я мог пойти перекусить или сходить в туалет, но если за время моего отсутствия подъезжал гость, то его расходы за парковку автомобиля вычитались из моего заработка. Однажды я был вынужден заплатить по счету одного джентльмена девять долларов из своих двенадцати, после чего предпочитал вообще не покидать свой пост.

Пропуск перерыва на ленч не очень меня огорчал, все равно мне не на что было покупать еду. Но бесконечное стояние на тротуаре и вынужденное игнорирование природных потребностей организма превратились в настоящее мучение. Пожалуй, закончу рассказ об этой работе: мне никогда не нравилось вспоминать о столь мучительном периоде жизни.

Откладывая по нескольку пенни, я сумел скопить достаточную сумму, чтобы взять напрокат пишущую машинку и приобрести кипу бумаги. Я обошел множество деловых издательств и получил несколько заданий.