— Герман Степанович, теперь расскажите про деньги, — предложил Рябинин, хотя продавщицы уже всё объяснили.

— Кража была двадцать девятого… План мы выполнили. А как будет с планом в следующем месяце — неизвестно. Вот и решил оставить выручку в кассе и перенести на следующий месяц. — Он виновато улыбнулся и добавил: — Я так делал не раз, да и другие завмаги делают…

Рябинин эту практику знал.

— Мне уже готовят выговор, — спохватился директор.

Видимо, специально приоделся для прокуратуры, и это Рябинина не удивляло — люди часто наряжались и даже надевали ордена, потому что шли к представителю власти. Нет, он и в универмаге выглядел модником — человек с пилкой в кармане должен им выглядеть всегда. Новенький коричневый костюм с огненной ниткой. Розоватая сорочка, как утренняя зорька. Широкий бурый галстук с отсветом близкого пожара, который вроде бы бушевал где-то под ним, в груди. И над всем этим — бледное лицо, тяжёлые веки, белые заливы залысин.

— Кого-нибудь подозреваете? — спросил Рябинин.

— Нет… За сотрудников ручаюсь.

— Как же постороннее лицо сумело усыпить сторожа?

— Охранник приходит часа за два и шатается по универмагу. Его будка открыта…

Вот так шли и допросы продавщиц: ничего не знали, никого не подозревали и ручались друг за друга.

— А как вы объясните, что кража совершена именно в тот день, когда вы не сдали деньги?

— Не знаю, — растерянно ответил директор и добавил скороговоркой: — Кассирше я верю, как себе.

Кассирше верил и Рябинин: маленькая, испуганная старушка, готовая идти под суд за свою даже финансовую ошибку — несдачу денег в банк. Оставалось совпадение, которое возможно при столь частой практике торговых работников выполнять план деньгами прошлого месяца. Преступник мог об этом знать.

— Вы некурящий? — спросил директор.

— Закуривайте-закуривайте, — буркнул Рябинин, который уже знал, зачем спрашивают.

Пепельница была на столе — большая медная жаба с распахнутой пастью, — и всё-таки люди всегда узнавали, что он некурящий. По воздуху в кабинете или по пальцам без желтизны? Или по букетику? По очкам?

Герман Степанович нагнулся. Достал с пола коричневый, в цвет костюма, портфель и начал расстёгивать, как-то неумело сунув его под руку. Когда щёлкнул второй замок, портфель прыгнул вниз, но директор успел схватить его за нижние углы, отчего тот внутри глухо ухнул, распахнулся и выбросил на стол содержимое, которое оказалось прямо перед Рябининым, и ему ничего не оставалось, как взять в руки, посмотреть и передать владельцу.

Потрёпанная книга в тёмной, без названия, обложке. Рябинин раскрыл её где-то в середине и прочёл строчку наугад: «23. И посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам своим: как трудно имеющим богатство войти в царство Божие!».

— Это «Евангелие», — смущённо заметил Герман Степанович.

— Вы что — верующий?

Директор рассмеялся:

— Хобби. Интересуюсь историей религии, собираю иконы и езжу по церквам и монастырям.

— Теперь это модно, — вздохнул Рябинин.

Иконка: медный оклад, хорошее письмо, свежесть лика… Вряд ли старинная.

— Никола-угодник? — попытался угадать Рябинин.

— Да, девятнадцатый век.

Пачка сигарет и спички. И всё. Если бы Рябинин вот так же опрокинул свой портфель, то чего бы только ни посыпалось: скрепки, бумажки, карандаши, старые газеты, надкусанный на дежурстве бутерброд… Не зря директор имел пилку для ногтей.