— Я на озере рыбачу. У меня плоскодоночка есть, ну и посидишь на зорьке часика два. Рыбы-то нет, так, одна сорная. Ёрш, окунь, бывает, возьмёшь и густеру. Ну так вот, двадцать девятого сижу я утречком на мелководье… Может, и не заметил бы, да солнышко взошло, яркое такое, ну и вижу на дне предмет. Кирпичи, думаю. Потом вижу — ящик. Опустился в воду. Там глубины метра полтора. Господи, телевизор… Ну, и вытащил. А потом эту мастерицу пригласил.

— В каком месте он лежал?

— Да примерно наискосок от универмага.

Рябинин посмотрел вдоль стены, словно убеждаясь, здесь ли ещё инспектор; Петельников глянул в окно, словно убеждаясь, идёт ли дождь, — на миг их взгляды встретились.

— Место показать сможете? — спросил Рябинин.

— Конечно, смогу.

— Там ничего больше не лежит?

— Да вроде бы нет.

Мазепчиков опять поёрзал и заговорил, покашливая от напряжения:

— Ежели бы телевизор стоял на улице, то другое дело… Сдал бы, как находку. А тут в воде. Может, кто выбросил. Опять-таки мои труды. Тащить его со дна оказалось сущая мука. Да и не работает пока…

Рябинин обернулся к окну — дождь устоялся. Теперь он шёл не спеша, равномерно обмывая город чистыми и частыми каплями. Это надолго. На озере в такую погоду ничего не увидишь.

— Может, пока съездить за телевизором? — предложил инспектор.

— Телепат, — вздохнул Рябинин.

Он вынес постановление, поручив изъятие телевизора Петельникову: наконец-то у них будет хоть одно вещественное доказательство.

Когда Мазепчиков вышел в коридор, инспектор вздохнул:

— Ищем машины, мотоциклы, телеги…

— Да, а водный путь проморгали.

— Обыск у этого Мазепчикова делать будем? — поинтересовался Петельников.

— Ты ему не веришь?

— Верю. И мастер подтверждает, что телевизор был в воде.

— И я верю.

Из дневника следователя.

Хочу подсчитать, сколько и каких глупостей сделал за день.

Ну, допустим, не сумел догадаться, что краденое вывезли в лодке. Исковеркал отчество почтенной женщины. Допросил лишь одного свидетеля. Взял на обед мясо с тем красным соусом, от которого была огненная изжога. Расфуфыренной секретарше посоветовал прикрепить на себя табличку «Не кантовать» (якобы шутка). На вопрос Юркова, как перевести homo sapiens, ответил: «Хам сопатый» (тоже шутка). К вечеру позвонил зональный прокурор, и между нами случилась такая беседа:

— Товарищ Рябинин, у вас есть какие-нибудь начинания?

— Нет, у меня есть только окончания.

— Окончания чего?

— Предыдущих начинаний.

Всего семь глупостей.

Иногда я думаю, что моя жизнь из них и состоит — из глупостей. Разнообразие только в том, что есть глупости большие и есть глупости малые.

Дождь перестал только к вечеру следующего дня. Небо быстро освободилось от набухших туч, став чище и холоднее. Солнце запоздалым теплом приложилось к мокрому асфальту и блестящим крышам.

Осматривать озеро удобнее всего в полдень, когда солнечные лучи отвесны и касаются дна. Но откладывать ещё на одну ночь не решились, потому что у вещественных доказательств есть каверзное свойство — исчезать. Обронённую вещь могли на зорьке подобрать рыбаки или найти купальщики, или могло затянуть песком после дождей…

Рябинин стоял на берегу под универмаговской стеной-забором. Солнце уже осело к горизонту, ничуть не убавив своего летнего света. Порозовевший монастырь сказочно вставал, казалось, из самой воды.