Мать взяла меня за руку.

У дальнего конца дуги из-за угла появился нос большого «бентли». Я подумала, что вот-вот упаду в обморок; кровь, казалось, с шумом отхлынула от головы. Я глубоко вздохнула, почувствовав, как желудочная кислота вскипает и поднимается по пищеводу.

— Когда он выйдет из машины, — спокойно сказала мать, — ты пойдешь и окликнешь его по имени. Он повернется к тебе — сначала он меня не увидит. Задержи его разговором на секунду-другую. Я хочу удивить его.

— А что мне сказать?

— Ну, можешь, например, сказать: «Добрый вечер, господин Ромер, я задержу вас всего на несколько слов». Мне надо выиграть пару секунд.

Мама выглядела очень спокойной, очень сильной — я же, наоборот, готова была разрыдаться в любой момент, зареветь что есть силы, почувствовав себя вдруг такой незащищенной и беспомощной.

«Бентли» остановился и припарковался вплотную к зданию. Не выключая двигатель, шофер открыл дверь, вышел из автомобиля и, обойдя его, подошел к задней двери. Он открыл ее со стороны тротуара, и Ромер вылез из машины, но не без труда: он немного наклонился, возможно, в дороге у него затекла спина. Обменявшись несколькими словами с водителем, который сразу же сел назад в машину и отъехал, Ромер пошел к главным воротам. На нем были твидовый пиджак и серые фланелевые брюки с замшевыми туфлями. Загорелся свет у таблички с номером двадцать девять, и одновременно вспыхнули огни в саду, освещая мощеную дорожку к парадной двери, вишневое дерево и каменный обелиск в углу ограды.

Мать пихнула меня, и я открыла дверь.

— Лорд Мэнсфилд? — позвала я, выйдя из машины. — Только одно слово.

Ромер медленно повернулся ко мне лицом.

— Кто вы?

— Я — Руфь Гилмартин, мы встречались позавчера. — Я пересекла улицу в его направлении. — У вас в клубе — я хотела взять у вас интервью.

Он пристально посмотрел на меня и произнес:

— Мне нечего вам сказать. — Его скрипучий голос был спокойным, в нем не было угрозы. — Я же вам уже объяснил.

— Да, но я думаю, что вы ошиблись, — заявила я, отчаянно желая узнать, куда подевалась моя мать — я не чувствовала ее присутствия, не слышала ее, не представляла, где она может быть.

Ромер рассмеялся и распахнул калитку в сад.

— Спокойной ночи, мисс Гилмартин. Прекратите меня беспокоить. Уходите.

Я не могла найти слов, чтобы ответить ему, — меня прогнали.

Лорд Мэнсфилд повернулся, чтобы запереть за собой калитку, и я увидела, что кто-то чуть приоткрыл дверь за его спиной и оставил ее открытой, чтобы он не возился с ключами или с какой-нибудь другой подобной вульгарностью. Ромер увидел, что я все еще здесь, и автоматически окинул взором улицу. И тут он замер.

— Привет, Лукас, — сказала мать из темноты.

Она словно материализовалась из-за живой ограды, не двигаясь, просто неожиданно оказавшись там.

На какой-то миг Ромер остолбенел, но потом выпрямился и застыл, словно солдат на параде, словно иначе он бы упал.

— Кто вы?

Тут мама сделала шаг вперед, и в слабом вечернем свете стали видны ее лицо и глаза. Я удивилась, насколько она красива: словно вдруг чудом помолодела, и тридцати пяти лет, прошедших с их последней встречи, не было.

Я посмотрела на Ромера — тот узнал ее, — он держался очень спокойно, хотя одной рукой и схватился за воротный столб. Мне хотелось бы знать, что он почувствовал в этот момент — представляю, какой это для него был шок.