Люди набрались решимости и мысленно приготовились к еще большим испытаниям, но никто — из тех, кто оказался на спасательном плоту номер шестнадцать, — даже представить не мог, что им доведется пережить. Саманта, самая молодая среди пассажиров, самая выносливая и знающая, и то оказалась застигнутой врасплох.

Едва полотнище застегнули, как внутри воцарился кромешный мрак: водонепроницаемый купол не пропускал ни лучика света.

Саманта сразу поняла, что темнота раздавит людей, вытянет из них последние душевные силы и, что самое страшное, вгонит в панику, лишив ориентации. Поэтому она распорядилась, чтобы пассажиры зажигали по очереди сигнальные огни на спасательных жилетах и, видя друг друга, могли хоть немного успокоить натянутые нервы.

Затем Саманта рассадила людей вдоль борта по кругу, чтобы дать им возможность вытянуть ноги к центру и уравновесить плот.

После гибели Кена она взяла командование в свои руки; остальные, как и следовало ожидать, полностью положились на нее. Именно Саманта вылезла наружу, в жуткий ночной мороз, чтобы закрепить буксирный трос, брошенный со спасательного катера. Вернулась она насквозь продрогшая, трясясь от холода и едва переставляя ноги. Ушло почти полчаса энергичных растираний, пока в руках и лице не восстановилась чувствительность и обморожения, к счастью, удалось избежать.

Когда караван двинулся в путь, невыносимая болтанка превратилась в настоящий кошмар. Малейшие движения моря или порывы ветра тут же передавались сбившимся в кучу людям, а стоило плоту отклониться в сторону, как буксирный канат резко выдергивал его на курс. Подстегиваемые ветром, беснующиеся вблизи берега волны достигали двадцати футов, плот взлетал на гребень и устремлялся к подножию. Плот не был оснащен килем, а посему норовил закрутиться волчком, пока натяжение каната не разворачивало его в обратную сторону. Первой сдалась миссис Гольдберг, и теплая струя рвоты фонтаном обдала «аляску» Саманты.

Тент, накрывавший плот, не пропускал воздух, только в самом верху находилось несколько вентиляционных отверстий. Резкий сладковатый запах рвотной массы тут же заполнил все пространство, вызвав ответные приступы тошноты у доброй половины пассажиров.

Холод стоял убийственный. Он насквозь пронизывал двойную обшивку плота и купол, подбираясь к ногам и спинам. Пар, вырывавшийся изо рта, конденсировался и превращался в иней. Даже рвота на палубе и одежде замерзла. Саманта прекрасно представляла, каким коварным может быть холод.

— Давайте споем! — принялась она подбадривать людей. — Сначала «Янки-Дудл». Мистер Стюарт, начинайте! Ну же! Хлопаем в ладоши. Повернитесь к соседу и хлопайте в ладоши друг друга.

Девушка ползала на коленях, дергала товарищей по несчастью, расталкивала, тормошила их, не давая впасть в забытье, которое ничего общего не имело со сном и было вызвано резким падением температуры тела. Она доставала леденцы из неприкосновенного запаса и запихивала в рот пассажирам.

— Пойте и грызите карамель! — командовала Саманта, зная, что сахар помогает организму бороться с холодом и морской болезнью. — Хлопайте в ладоши, двигайтесь! Мы вот-вот приплывем!

Когда все выдохлись окончательно, она взялась рассказывать разные истории, и как только упоминалась, скажем, собака, полагалось лаять, прихлопывая ладошами в такт, кукарекать или кричать по-ослиному.

От пения и разговоров у Саманты нещадно саднило горло, подобрался холод, навалилась усталость и апатия — первые признаки того, что она на грани срыва и готова сдаться. Девушка попыталась приободриться и заставила себя сесть.

— Я сейчас разожгу плитку и согрею нам чего-нибудь горячего, — бодро объявила она. В ответ никто почти и не двинулся, только кого-то опять мучительно вырвало.

— Ну, кому первому налить… — Саманта осеклась.