Как раз перед тем как ожил экран, он заметил, как незнакомец подходит сзади, отражаясь в темной поверхности. Вот стали появляться изображения: женщины на различных стадиях раздевания, во всевозможных позах, совершающие разнообразные акты.
— У меня тут всякие есть, — сказал Рики, констатируя очевидное.
— А ребятишки здесь есть? — задал вопрос гость.
— Нет, — соврал Демаркьян, — ребятишек нету.
Человек теплым выдохом выдал свое разочарование.
От него пахнуло коричной жвачкой и еще какими-то примесями: дешевым одеколоном и какой-то странной гнилью, неуютно напоминающей отдельные уголки птицефабрики.
— Что у тебя с рукой? — поинтересовался незнакомец.
— Из мамаши моей так вылез. Во, видишь, не действует.
— Вообще, что ли, ничего ей не чувствуешь?
— Да нет, чувствую, просто работать…
Фразу Рики не закончил. Предплечье ему раскаленным прутом прожгла боль. В вопле он открыл рот, но лицо ему правой рукой крепко зажал незнакомец, приглушив звук, в то время как левая его рука, вращая, вонзала Рики в плоть длинное тонкое лезвие. Демаркьян запрокинулся на стуле; вопли раскатывались у него в голове, в то время как наружу в ночной эфир выбивались лишь тихие жалобные стенания.
— Не держи меня за лоха, — остерег мужчина. — Я тебя раз предупреждал. Второй раз не буду.
Лезвие вышло у Рики из руки, чужая пятерня оставила в покое лицо. Рики изогнулся на стуле, правой рукой инстинктивно потянувшись к ране, но тут же руку отдернул, так как боль от прикосновения лишь усиливалась. Демаркьян бурно зарыдал, стыдясь при этом своих слез.
— Я еще раз спрашиваю: у тебя здесь есть фотографии с детьми?
— Есть, — промямлил Рики сквозь судорожные всхлипывания. — Есть. Все тебе покажу. Скажи только, чего хочешь: мальчиков, девочек, помладше, постарше. Все покажу, только, пожалуйста, не трогай меня больше.
Из черного кожаного портмоне человек извлек фотографию.
— Ты узнаешь ее?
На снимке улыбалась хорошенькая девочка-брюнетка, в розовом платьице и бантом в тон. Сверху в улыбке недоставало одного зуба.
— Нет, — поглядев, ответил Демаркьян, — не узнаю.
Лезвие тотчас начало приближаться к раненой руке, и Рики буквально провопил:
— Нет! Говорю же: не знаю! Нет ее здесь нигде! Я бы вспомнил! Богом клянусь, вспомнил бы! У меня на эти вещи хорошая память.
— Где ты берешь эти снимки?
— В основном из Бостона присылают. Иногда приходится сканировать самому, закачивать, но обычно они уже готовые приходят, на диске. Есть еще фильмы, поступают на жестких носителях или на дивиди. А я их просто размещаю на сайтах. Сам я ребенка в жизни пальцем не тронул. Мне эта хрень даже противна. Просто мне что говорят, то я и делаю.
— Ты сказал «в основном».
— А?
— Ты сказал, это у тебя в основном из Бостона. А откуда еще?
Демаркьян мучительно прикидывал, как бы поглаже соврать, да ум, вот беда, толком не повиновался. Боль в руке слегка притуплялась, но вместе с ней притуплялся и рассудок. Сознание тошнотно мутилось, так и до обморока недалеко.
— Да так, люди иногда приходили, подкидывали, — сказал Рики. — А теперь уже как-то не особо.
— Кто именно?
— Ну как «кто». Люди. То есть человек. Был один парень, приносил мне материал. Видео, то, сё. Но это уже давно было. Годы прошли.
Рики врал, опуская нужные моменты. Боль в руке, как ни странно, помогала соображать: если играть неубедительно, может снова нагрянуть боль. |