Едва я в последний раз опустил раскаленную трубку на рычаги, как появился Северин. Я был все еще разгорячен своей полуторачасовой телефонной говорильней, поэтому, не сразу заметив скучное выражение на лице Стаса, бодро поинтересовался:

– Ну, какие новости?

– Новости такие, – ответил он устало, мне не в такт, – что твоего Маслакова нет.

– Как нет? – подскочил я.

– Сядь, не дергайся, – успокоил меня Северин. – Нет в Москве. И неизвестно, когда будет.

У меня, наверное, сделался очень унылый вид, потому что Стас откровенно надо мной расхохотался.

– Маслакова нет, но есть кое-кто другой. Я там поработал немного... – Северин пошевелил в воздухе пальцами, – с окружающей средой. И вот что выяснил. В квартире живут: некий вьюнош, рост метр девяносто, в плечах косая сажень...

– Это Фатеев, – пробормотал я.

– Вероятно, – согласился Северин. – И чудная собачка с теленка ростом. Я в этом не очень разбираюсь, но, кажется, ротвейлер. Три раза в день они выходят погулять перед подъездом, а потом возвращаются в квартиру. Видать, стерегут дом, пока нет хозяина.

– Слушай! – воскликнул я. – А он не на даче?

– Нет. Во всяком случае, маловероятно. Маслаковская “шестерка” стоит во дворе под окнами. А пару дней назад видели, как Маслаков с вьюношем сели под вечер в эту “шестерку”, Причем хозяин был с дорожной сумкой. А через пару часов на машине вернулся один Фатеев.

– Это когда ж ты все успел так быстро разузнать? – спросил я с профессиональной завистью.

– Есть там один элемент окружающей среды, – довольно туманно поделился Стас. – На первом этаже проживает.

– Ну и какие будут предложения? – задал я сакраментальный вопрос.

У нас оставалось каких-нибудь четверть часа до приезда Комарова, чтобы родить план действий. И мы его родили. Планчик вышел довольно нахальный, даже авантюрного склада, но – редкий случай – без особых между нами споров и разногласий. Мы даже не стали сочинять на всякий случай альтернативных вариантов, а так тепленьким и понесли его прямо в кабинет к заместителю начальника МУРа.

Комаров молча прочитал наш рапорт о вчерашних событиях и молча отложил его в сторону. Лицо его не предвещало нам ничего хорошего, но мы догадались, что буря, если и не отменяется, во всяком случае, откладывается. Что мы свое получим сполна, сомнений быть не могло, но сейчас нам давалась возможность, во-первых, более или менее спокойно продолжать работу, а во-вторых, шанс на частичную хотя бы реабилитацию. Конечно, умом мы понимали, что хороший, думающий о деле начальник только так и должен поступать, но в тот момент испытывали к Комарову вполне щенячью благодарность и, радостно виляя хвостами, принялись с воодушевлением излагать ему, как мы собираемся за эту свою реабилитацию бороться. Иными словами, как думаем добраться до дачи, предположительно расположенной в районе Малаховки, на которой, возможно, оборудовал лабораторию по производству морфина Кобра – Гароев и где, может быть, спрятана увезенная в качестве Шу-шу Ольга Троепольская.

Против худших ожиданий, Комаров наш план не забодал, а, внеся несколько очень дельных поправок, одобрил и даже сказал, что лично примет участие на конечной стадии. Только спросил, когда мы уже стояли в дверях, – не спросил даже, а как бы уточнил со значением:

– Что может быть, если мы его упустим, вы себе хорошо представляете?

Мы представляли хорошо. Хотя даже думать на эту тему нам не хотелось. Как не хочет думать скалолаз о том, что будет, если страховка вдруг подведет.