Сотрудничество оказалось плодотворным. Во второй повести Санди увидела интересный сценарий, и Филипп, которому идея понравилась, воплотил ее в жизнь. Сценарием заинтересовался мэтр Треньян, что не помешало ему замучить обоих капризами. Санди места себе не находила, чего только ни предпринимала... И вот наконец-то победа!

— Санди! Как же я рада! Все теперь будет замечательно! — воскликнула Элен. — Я уверена, уверена! А ты молчала. Тебе не стыдно?

— Стыдно, — улыбнулась Санди, и на щеках у нее появились прелестные ямочки. — Теперь я могу идти? — шутливо спросила она, увидев, что Элен небрежно сунула в пакет красную папку.

— Да! У меня уйма дел, но до отъезда мы с тобой еще созвонимся, — деловито пообещала Элен. — Я должна быть в курсе всех твоих новостей.

— Непременно.

Подруги расцеловались, и Санди поплыла вниз по лестнице.

Элен, покачивая головой, смотрела ей вслед: как всегда, вырядилась в балахон в мелкий цветочек! Любимый фасончик! О мини-юбках Санди, разумеется, не мечтать. Об элегантности истинной парижанки тоже. Парижанка — это особый шик, особый шарм!.. А как хочется, чтобы наконец у нее все сладилось! Такая умница, сердце золотое, фигура вот только подкачала. Но разве фигура главное?

Полюбовавшись в зеркале своей точеной фигуркой, Элен побежала в ванную принимать душ. Ну и жара! Испечься недолго!

По дороге Санди соблазнилась клубникой, потом черешней. Купила бутылку минералки, не устояла перед любимым камамбером. Сок, мороженое. Пакеты оттягивали руки, ноги налились усталостью. Жара невыносимая. Только бы не забыть включить холодильник, а потом сразу в ванную и в постель...

Войдя в квартиру, Санди сбросила у порога туфли и зашлепала босиком по плиточному полу. Хорошо, что ставни перед уходом закрыла, теперь в комнате прохладно. Вещи можно разобрать потом, сейчас не до них.

Приняв освежающий душ, она открыла дверь, ведущую из спальни в садик, улеглась на кровать и, любуясь геранями, задумалась: интересно, чем занят сейчас Филипп? И в какой ресторан мы поедем? Филипп позвонит и сразу приедет, а ужинать мы отправимся часов в десять, не раньше. После ужина можно пойти потанцевать.

Где ужинать, Санди было безразлично, а вот потанцевать хотелось. Она по-прежнему любила танцы, танцевала самозабвенно. А сейчас при одной только мысли об их успехе — потрясающем, головокружительном — ей хотелось петь, летать, танцевать. Правда, Филипп танцор никудышный, но ради такого праздника!..

Санди представила Филиппа: длиннорукий, угловатый, он мечется по своей маленькой квартирке, пытаясь найти нужную вещь. В квартире, как всегда, все вверх дном. Книги, бумаги, рубашки, майки валяются вперемешку. В самых неподходящих местах он натыкается на очередную чашку с недопитым кофе. В углу экраном к стене пылится компьютер. Филипп как-то заявил, что компьютер ему ни к чему, он пишет дедовским способом.

— Неужели самопиской? — расхохоталась Санди.

— Не понимаю, что смешного, — обиженно засопел он, — я привык к машинке, ты же знаешь.

Всякий раз, оставаясь у Филиппа ночевать, Санди ужасалась его неустроенному быту, которым он сам, по-видимому, не слишком тяготился, успешно лавируя среди книг, бумаг и рубашек. По пятницам к нему приходила консьержка прибраться и заодно сдавала белье в прачечную. Сейчас, наверное, Филипп, чертыхаясь, роется в горе бумаг, ища бритву...

Он такой неприспособленный, с нежностью думала Санди, а у Треньяна отвратительный характер.

Все недостатки Филиппа вызывали у нее умиление: скованный угловатый нелюдим дорог был только ей. Он нуждался в ней. Его телеграмму Санди сочла деликатной просьбой о приезде. И потеплевший голос Филиппа укрепил уверенность Санди, что он ценит и ее готовность помочь, и ненавязчивость, и надежность. Она тоже проявила деликатность, избавив Филиппа от необходимости о чем-то просить, когда сказала, что приехала сама, без всякой телеграммы.