|
— Это ты подстроил, — бросила я ему в лицо, — потому что знал, что я люблю Онорато! Ты не мог стерпеть, что я буду счастлива. Я не пойду замуж за вашего Чезаре Борджа! Плевать я на него хотела! Поступившись изяществом ради гнева, Ферранте вскочил на ноги со стремительностью сокола, пикирующего на добычу. — Санча Арагонская! Не смей разговаривать с герцогом Калабрийским таким тоном! Я опустила голову и уставилась в пол; щеки мои горели. Мой отец расхохотался. — Можешь плевать на Чезаре Борджа, сколько захочешь, — сказал он. — Ты выйдешь замуж за младшего сына, Джофре. Не в силах больше сдерживаться, я выскочила из тронного зала и отправилась в свои покои. Я неслась столь стремительно, что донна Эсмеральда, ждавшая меня снаружи, безнадежно отстала. Именно этого я и хотела. Добравшись до балкона, на котором Онорато некогда подарил мне рубин, я сорвала драгоценный камень с шеи. На миг я подняла его к небу. На миг мой мир окрасился в красное. Я зажала камень в кулаке и швырнула его в безмятежные воды залива. У меня за спиной донна Эсмеральда издала испуганный вопль. — Мадонна! Мне это было безразлично. Я двинулась прочь, надменная и измученная. Сейчас я способна была думать лишь об Онорато и о том, что он так быстро согласился на другую невесту. Я позволила себе полюбить его, поверить какому-то другому мужчине, помимо моего брата, — но мое сердце не имело ни малейшего значения ни для него, ни для Ферранте, ни для моего отца. Для них я была имуществом, пешкой, которую можно использовать в политических играх. Лишь добравшись до спальни и выгнав всех фрейлин, я кинулась ничком на кровать. Но я не позволила себе заплакать. Альфонсо пришел сразу же, как только у него закончились уроки. Донна Эсмеральда беспрекословно впустила его, зная, что он один способен утешить меня. Я лежала лицом к стене, угрюмая и исполненная жалости к себе. Но когда я почувствовала, как Альфонсо ласково дотронулся до моего плеча, я повернулась. Он все еще был мальчиком — ему исполнилось только двенадцать, — но уже заметны были признаки приближающегося взросления. За последние три с половиной года он вытянулся на добрый локоть и теперь был немного выше меня. Голос его еще не изменился полностью, но уже утратил всякие следы детского фальцета. В его лице соединились лучшие черты отца и матери; из него должен был вырасти поразительно красивый мужчина. Несмотря на усилившееся внимание со стороны отца и его уроки политики, глаза Альфонсо по-прежнему оставались добрыми, без следа себялюбия или коварства. Я взглянула в эти глаза. — Долг — тяжелая штука, — мягко произнес он. — Санча, мне ужасно жаль. — Я люблю Онорато, — пробормотала я. — Я знаю. Но тут ничего не поделаешь. Король уже принял решение. И он прав, когда говорит, что это будет на пользу Неаполю. Отчего-то слышать эти слова от брата было не так больно, как от Ферранте. Альфонсо всегда говорил мне только правду, и притом с любовью. Он помолчал. — Они сделали это не ради того, чтобы намеренно причинить тебе боль, Санча. Итак, мой гневный выпад против отца не остался в секрете. Я нахмурилась. Я не могла согласиться с последним утверждением — слишком уж сильно было переполнявшее меня озлобление. — Но, Альфонсо, Джофре Борджа всего одиннадцать лет! Он же ребенок! — Всего на год младше меня, — мгновенно отозвался Альфонсо. — И потом, он ведь вырастет. — Онорато был мужчиной. Он знал, как надо обращаться с женщиной. Мой маленький брат покраснел. Наверное, ему неловко было представлять меня в объятиях супруга. Но он взял себя в руки и ответил: — Может, Джофре и молод, но его можно научить. И, судя по всему, он довольно хорош собой. Будем надеяться, что он тебе понравится. |
