Как это прекрасно — петь ритмичную песню, мысленно обращаясь к своему другу, работающему неподалеку. Вместе трудиться.

Стебель цветка начал ломаться в пальцах. Так чего же пожелать? Быть высокой, как дерево, иметь руки как у отца, чуткий слух, чтобы слышать, когда линдер созреет для сбора, а еще силу, чтобы добыть его. Но желать невозможное — значит оскорбить цветок и проявить неуважение к Богу, который его создал. Ради забавы девочка пожелала все невозможное: чтобы мама была жива, чтобы у самой Мири появились ботинки, которые не проткнуть никакому осколку камня, чтобы снег превратился в мед. И чтобы быть полезной своей деревне, как ее родной отец.

Ниже по склону раздалось отчаянное блеяние. Мири взглянула в ту сторону. Мальчишка лет пятнадцати гнался за сбежавшей козой, пересекая мелкий, по колено, ручей. Высокий и худой, с рыжеватыми кудрями и сохранившими летний загар руками и ногами. Петер. Раньше она прокричала бы ему «привет», но в последний год у нее появилось какое-то странное чувство, и теперь она скорее спряталась бы от Петера, чем стала швырять ему в спину камешки.

Она начала замечать то, чего раньше не замечала: светлые волоски на загорелой руке, морщинку между бровями, которая становилась глубже, если он недоумевал. Все это ей очень нравилось. И заставляло гадать, подмечает ли он такие же вещи в ней.

Мири перевела взгляд с облысевшего цветка на кудрявую голову Петера и пожелала то, что даже страшно произнести вслух.

— Я хочу… — прошептала она. Хватит ли у нее смелости? — Я хочу, чтобы мы с Петером…

Внезапно протрубил рожок, отозвавшись эхом в скалах. Мири от неожиданности выронила стебель цветка. В деревне ни у кого не было рожка, значит приехали торговцы. Ей не хотелось идти на зов приезжих, как идет собака на свист хозяина, но любопытство победило гордость. Мири схватила веревки и потянула коз вниз по склону.

— Мири!

Петер подбежал к ней, таща на привязи своих коз. Мири понадеялась, что не перепачкала лицо грязью.

— Привет, Петер. А ты почему не на работе?

В большинстве семей забота о козах и кроликах возлагалась на самых молодых или самых старых, кто не мог работать в каменоломне.

— Сестра захотела научиться работать колотушкой, а у бабушки разболелись кости, вот мама и попросила меня присмотреть за козами. Ты знаешь, кто это трубит?

— Торговцы, наверное. Но почему столько шума?

— Вечно эти жители равнин важничают, — сказал Петер.

— Наверное, один из них узнал хорошую новость, вот они и трубят на весь мир.

Петер улыбнулся своей кривоватой улыбкой. Их козы недовольно блеяли друг на друга, напоминая маленьких детей, затеявших ссору.

— Ой, в самом деле? — спросила Мири у главной строптивицы, словно понимая, о чем спор.

— Что? — удивился Петер.

— Твоя коза говорит, что от холодного ручья все ее молоко испугалось и сбежало.

Петер расхохотался, и Мири захотелось сказать что-то еще, умное и чудесное, но все мысли разлетелись, поэтому она стиснула зубы, пока не ляпнула что-нибудь глупое.

Они остановились у дома Мири, чтобы привязать коз. Петер хотел помочь девочке и забрал у нее веревки, но козы начали бодаться, привязи перепутались, и Петер внезапно оказался связанным по ногам.

— Погодите… перестаньте, — сказал он и шлепнулся на землю.

Мири попыталась ему помочь, но вскоре с хохотом растянулась на земле рядом с Петером.

— Мы угодили в рагу из козлятины. Спасения нет.

Когда наконец они распутали веревки и поднялись на ноги, Мири вдруг захотелось поцеловать Петера в щеку.