Поэтому после позднего и неспешного завтрака в последний день их пребывания в Лондоне супруги расстались и поехали каждый по своим делам.
Саманта несколько успокоилась. Хартли горячо говорил ей о своей любви в первую ночь и потом часто говорил, что любит ее. Он был нежен с ней, называл ее ласковыми именами, но неизменно был добр и спокоен. Они по-прежнему были друзьями, по-прежнему вели друг с другом бесконечные разговоры и шутили или молчали, не испытывая при этом никакого неудобства или скуки.
Очень может быть, что ей и нечего бояться, может быть, все у нее будет хорошо. Вот ведь Дженни и Габриэль любят друг друга и, судя по всему, совершенно счастливы, хотя со дня их свадьбы прошло уже шесть лет, и, конечно же, они друзья.
Быть может, нора ей перестать корить себя за то, что шесть лет назад она целовалась с женихом своей кузины и влюбилась в него? За то, что она всей душой желала, чтобы их помолвка каким-то образом распалась. За то, что, несмотря на ужасные страдания и унижение, которое испытала Дженни, она, Саманта, втайне была рада, когда Лайонел расторг помолвку. Быть может, в конце концов она позволит себе быть любимой.
Три дня – и три ночи – она была по-настоящему счастлива. Совершенно неожиданно, блаженно счастлива. Как она и надеялась, вступая в брак, ее муж оказался другом и единомышленником. Но и любовником! Чего же еще ей желать? Ей не с кем было его сравнивать. Он был нежен, тактичен, терпелив, он дарил ей неизъяснимое блаженство. Он был замечательный. Она влюбилась в его тело, ей нравилось, как искусно он ласкал ее, пробуждая ее тело, даря ей неведомые дотоле наслаждения. Она ни разу не запротестовала, даже внутренне, даже если очень уставала, когда он будил ее среди ночи, а иногда она сама будила его, хотя, она надеялась, он и не понимал, что это она жаждет ласк. И она ни разу не остановила его, когда он увлекал ее в спальню средь бела дня, хотя было совершенно очевидно, что слуги все знают. Ну и пусть. Пусть завидуют.
До свадьбы, когда Саманта размышляла о физической стороне супружеской жизни, она надеялась, что она хотя бы будет приятной. Но она оказалась куда больше, чем просто приятной. Она связала их куда крепче, чем просто дружба. Саманта не смогла бы определить эту связь каким-то одним словом. Но спустя три дня она всем своим существом почувствовала себя его женой и обрадовалась этому, хотя и не могла бы внятно объяснить, что означает это чувство.
Прежде всего Саманта заехала к леди Брилл, и следующие визиты они уже совершали вместе. Дядя сообщил Саманте, что чрезвычайно доволен своей племянницей; он в конце концов убедился, что у нее есть голова на плечах и она поступила мудро, избрав себе высокотитулованного мужа с семьюдесятью тысячами годового дохода. Ее подруги радостно ее приветствовали и сожалели лишь о том, что она покидает Лондон еще до конца сезона. Чувствовалось, что некоторые из них втайне ей завидуют. Одна – правда, Саманта никогда не считала ее близкой своей подругой – как бы между прочим заметила, что, к сожалению, самые богатые мужчины, увы, как правило, не блещут красотой. И тут же притворилась испуганной и зажала ладонью рот.
– Не подумай, Бога ради, что я на кого-то намекаю! – в притворной панике глядя на Саманту, поспешила поправиться она.
Саманта лишь улыбнулась в ответ.
Леди София – она сидела на диване, а ее освобожденная от гипса нога покоилась на атласном пуфе – оглядела Саманту с головы до ног и удовлетворенно кивнула.
– Правда, Агги, Саманта похожа на кошечку, скушавшую горшочек сливок? – сострила леди София. – Похоже, Кэрью не ударил в грязь лицом. – И довольно захихикала, а Саманта густо покраснела.
– София, тебе необходим свежий воздух и движение, – поспешила вставить леди Брилл, после чего три дамы сели в коляску и поехали в парк.
Погода была прекрасная, после вчерашнего проливного дождя солнце, казалось, светило особенно ярко. |