Лорд Памфри владел огромным богатством, обладал добрым и приятным нравом, однако питал слабость к хорошеньким женщинам. Главной страстью его жизни стала капризная супруга Генриетта — одна из самых избалованных красавиц, когда-либо появлявшихся при дворе Его Величества короля Георга III. И чего только не приходилось делать несчастному лорду Памфри, чтобы угодить ей. Ради доброго слова супруги он и отправился к мистеру Панджоу (которого откровенно недолюбливал), чтобы купить новую «игрушку» для ее светлости.

Как бы там ни было, при виде лорда Памфри перед избитой и запуганной девочкой замаячил проблеск надежды. Она мгновенно отреагировала на мягкость и чувство юмора, которыми отличался лорд. Приблизившись к диванчику и с любопытством разглядывая маленькое создание — очаровательное личико, ореол сверкающих волос и глаза, такие огромные и черные, — он воскликнул:

— Милосердный Боже! Да это же кукла… она не может быть настоящей!

Мистер Панджоу и капитан «Морехода» переглянулись. Судовладелец, явно заискивая, произнес:

— Красива, не правда ли, милорд?

— Безусловно, личико просто ангельское. Она квартеронка? Четверть негритянской крови, да? Клянусь честью, при других обстоятельствах ее вполне можно было бы принять за европейку! Даже на ногтях нет и следа туземного происхождения… — С этими словами Памфри взял Фауну за маленькую ручку, внимательно рассмотрел ее, а затем добавил: — Какие овальные ноготки… Просто великолепно! Да она из породистых. Какова ее история?

Мистер Панджоу начал рассказывать. Лорд Памфри, медленно попивая предложенное ему вино, продолжал пристально смотреть на Фауну, отвечавшую внимательным взглядом прекрасных глаз. Затем судовладелец развернул накидку — кишащий вшами саронг по приказу капитана О’Салливан выбросил. Лорд Памфри поспешно отставил бокал и изумленно разглядывал то, что вполне могло оказаться алебастровой статуэткой. Тело девочки обладало настолько идеальной соразмерностью, что лорд просто обомлел. Однако спустя несколько секунд, засмущавшись, быстро прикрыл Фауну накидкой. Не слишком щепетильный, он, однако, обладал врожденным чувством благопристойности, не позволявшим ему обращаться с этим еще незрелым бутоном женственности так, как если бы перед ним находилась чернокожая рабыня. Изумленно глядя на Фауну, он с трудом верил, что девочка рождена матерью-полукровкой, а дед у нее — африканский негр. Щеки лорда Памфри зарделись, когда он увидел, как судорожно вцепилась девочка в свою накидку, как исказилось от гнева и вспыхнуло ее личико при попытке увернуться от похотливых прикосновений мистера Панджоу.

Тут лорд Памфри резко спросил:

— Сколько?

Последовал непродолжительный торг, из которого мистер Панджоу, как обычно, вышел победителем. Лорд Памфри не стал бы платить до нелепости огромную сумму, потребованную вначале за юную квартеронку, однако удалось достичь компромисса. Безусловно, сказал лорд, ее светлость развлечется новым приобретением и с удовольствием зачислит в свою личную свиту этот уникальный экземпляр рабыни. Генриетта настойчиво просила купить ей маленького черного мальчика, потому что у ее лучшей подруги, маркизы Растинторп, есть такое украшенное драгоценностями чудо в тюрбане, которое бегает за ней по дому, словно собачонка, и держит свечи, когда маркиза принимает ванну. Генриетта очень завидовала маркизе.

— Конечно, это смешно и нелепо, но Растинторп говорит, что от черной кожи их негритенка исходит особый запах, — заметил его светлость. — Мне это не подходит. Но от девочки, к счастью, не пахнет. На следующей неделе я возвращаюсь в Лондон. Квартеронка худенькая и бледная.