Тем временем девица обошла весь салон и приблизилась к прилавку, за которым стояла я. В глазах ее просвечивала ничем не прикрытая тоска. Она взглянула на куклу, которая по-прежнему лежала передо мной и скривилась:

– Фу, какая уродина. Вы их по помойкам, что ли, собираете?

Во мне вскипело справедливое возмущение, но ответить я не успела. Колокольчик на двери снова звякнул. В магазин торопливо вошел Антон.

Все. Мне конец, – подумала я обреченно.

Однако, Антон повел себя странно. Заметив девчонку, по-прежнему топтавшуюся перед прилавком – не заметить такую оглоблю в нашем маленьком магазине было бы проблематично, – он расцвел и ринулся ей навстречу. Хозяин взял хороший старт, но где-то посередине вдруг замер, будто бы натолкнувшись на невидимую стену. Я с опозданием поняла, что Антон наконец-то заметил и меня, хотя мое присутствие в его магазине вроде бы само собой подразумевалось. Внутри зашевелилось нехорошее предчувствие.

Мы с Чвокиным были ровесниками, но, в отличие от меня, он был не очень высок и болезненно худ. Даже прекрасно сшитые костюмы не могли скрыть его худобу, и я иногда на досуге гадала: что он делает вместо того, чтобы есть? Его пегие волосы выглядели безжизненными и вполне соответствовали белой как мел физиономии. Глаза напоминали выжженные в бумаге дырки, а губы – узкое лезвие ножа. Крупными в его лице были только зубы, что выглядело еще более отталкивающе, особенно, когда он улыбался. Впрочем, делал он это крайне редко.

В данный момент на пергаментных щеках рдели два ярких пятна. За год я впервые видела его румянец. Должно быть, мой шеф усилием воли пригнал к лицу все имеющиеся запасы крови, чтобы вызвать подобную реакцию на своем лице.

– О, Пшеничкина! Ты уже здесь? – ненатурально удивился он.

Интересно, а где мне находиться за пять минут до открытия магазина? Однако, я предпочла промолчать, ожидая дальнейшего развития событий. Антон наконец-то осмелился взглянуть на нашу посетительницу, губы его скривились. Не то он хотел улыбнуться, не то собирался заплакать, я так и не поняла. Девица смотрела на него без интереса, но и агрессии не выказывала. Похоже, эти двое знакомы, вот только…

– Кариночка, вы уже познакомились с Катюшей?

Вот черт, хозяин назвал меня Катюшей, – второй раз за год, который я его знаю, – а мне почему-то кажется, что он кроет меня матом.

Девица неопределенно передернула плечами в ответ на его вопрос и уставилась в окно. Я несколько раз сморгнула, но тоже ничего не ответила, не зная, считаются ли мои безуспешные попытки спровадить ее из салона поводом для знакомства. Антон почувствовал, что ему придется выкручиваться самостоятельно, и совсем было скис, но, взглянув на Карину, взял себя руки.

– Вот что, Пшеничкина, – торжественно начал он, – я должен… то есть, я вынужден вам что-то сказать.

– Слушаю вас, – выдавила я, улыбаясь из последних сил и неудержимо краснея.

– Дело в том, что я… что для увеличения продаж… то есть, вы понимаете, вопрос престижа… свежая струя. Ничего личного… законы капитализма суровы…

– Вы меня увольняете? – перевела я на нормальный язык его лепет.

Антон шумно выдохнул и посмотрел на меня с благодарностью:

– Да!

– И с какого числа? – Я старалась дышать неглубоко, чтобы не разреветься. Должно быть, мой голос звучал странно, так как девчонка внимательно и остро посмотрела на мое лицо. Может быть, впервые за все это время. Мне показалось, что в ее глазах мелькнуло даже что-то вроде жалости.