– Подвинь ближе мое кресло, Эдна. Только тихо.

Служанка недовольно буркнула себе под нос:

– С того дня, когда его принесли на носилках, вы проводите почти все свое время рядом с его постелью. Вы даже спите здесь, прямо в кресле. Куда же это годится? Почему бы вам не пройти к себе в спальню и не поспать там несколько часов? Обещаю, как только сэр Аластер очнется или ему хоть чуть-чуть станет лучше, я сразу, не медля ни секунды, дам вам знать.

– Милая Эдна, я все равно не усну.

– Гм-гм, ну, тогда хоть выйдите во двор, на свежий воздух, а то на вас смотреть больно. Сейчас последние солнечные деньки, скоро начнутся дожди, и тогда будет совсем тоскливо.

Грейс на миг заколебалась: в самом деле, почему бы не прогуляться, не выйти на воздух хотя бы на несколько минут? Она взглянула на красное от жара лицо Аластера, рукой погладила его горячую щеку и отрицательно покачала головой.

Каким бы заманчивым ни было предложение Эдны, чувство долга властно призывало ее остаться на своем посту и не покидать мужа ни на минуту.

– Нет, Эдна, я лучше побуду здесь.

Служанка шумно вздохнула, но больше ничего не сказала и пододвинула кресло ближе к постели вождя клана. Едва Грейс села, как скрипнула дверь и вошел брат Джон.

– Добрый день, леди Грейс.

Заметив пустой кубок, мокрую тряпку и миску с водой, он тут же нахмурился:

– Как я погляжу, вы упорно не хотите следовать моим советам. – Монаха явно обижало откровенное пренебрежение к его врачебному искусству. – Сколько еще раз мне вам повторять: вы должны выполнять мои указания, если хотите, чтобы сэр Аластер выздоровел!

– Я только пытаюсь по мере своих сил приносить ему облегчение, – возразила Грейс, стискивая руки в кулаки.

Недовольно ворча что-то себе под нос, монах подошел к постели больного. Грейс поспешно встала, уступая место, чтобы лекарю было удобнее осматривать Аластера. Как только брат Джон осторожно снял повязку, тошнотворный запах гниющего мяса распространился по всей комнате. Грейс стало дурно, казалось, еще немного, и ее стошнит. Она зажала нос пальцами, стараясь дышать как можно реже, и взглянула на искалеченную ногу Аластера. Вся она была страшного серого цвета, а там, где были раны, виднелось темно-красное мясо. Грейс невольно отшатнулась, ударилась о кресло и чуть было не опрокинула его.

– Ничего страшного, леди Грейс. Да, запах не из приятных, но понемногу привыкнете, – произнес монах с легким оттенком высокомерного презрения. – О, я вижу некоторое улучшение.

Брат Джон улыбнулся, оскалив длинные желтые зубы, всем своим видом говорившие об обратном. Судя по ухмылке, он считал Грейс наивной дурочкой, которую ничего не стоит обмануть.

Уловив все в тот же миг и подавив вспыхнувшее негодование, Грейс ответила как можно серьезнее:

– У него усиливается жар, он очень страдает.

– На все воля Божья, – отозвался брат Джон. Наложив, нет, скорее шлепнув на рану припарку с вонючей мазью, он принялся накладывать новую повязку.

Действовал он настолько грубо, что тихо стонавший Аластер вскрикнул от боли. В один миг Грейс подскочила к постели и оттолкнула не слишком обходительного лекаря.

– Ради бога, не причиняйте ему лишней боли. Неужели у вас нет ни капли сострадания?

Забрав у монаха повязки, она решительно воскликнула:

– Позвольте мне самой перевязать его!

– Леди Грейс, – брат Джон больше не скрывал своего раздражения, – не мешайте!

Однако Грейс была настроена более чем решительно:

– Я сама перевяжу его.