Когда небо начало светлеть, оказалось, что вид из окна открывался преотличный. Гавань была как на ладони — где-то далеко, у самого горизонта, острый глаз крылана даже различил сторожевой фрегат. Просыпающийся Лейстес ничем не отличался от других городов — разве что здесь оказалось гораздо больше строящихся домов, потому что новые люди прибывали со всех сторон света.

За спиной крылана послышался шорох.

— Мне снилось, что я лечу, — сказала Эсме хрипловатым голосом. — Это было прекрасно.

Он улыбнулся, не оборачиваясь.

— А что еще тебе снилось?

— О, что-то странное! — Она негромко рассмеялась. — Будто я на какой-то площади, стою на деревянном помосте и не могу ни сойти с него, ни укрыться от полуденного солнца — а оно жарит будь здоров. Руки у меня то ли связаны, то ли закованы в кандалы. То ли меня собираются казнить, то ли продать в рабство… — При этих словах Джа-Джинни чуть не выпал из окна, а целительница продолжала: — И знаешь, что самое удивительное? Я чувствовала во сне очень сильную боль — болели спина и плечи, как будто я проработала сутки в доках, перетаскивая мешки. Странная какая-то боль…

— К тому же все на тебя пялятся, — проговорил крылан и сообразил, что думает вслух. Оставалось лишь радоваться, что Эсме не видит, как сильно он покраснел. — Ну, на площади…

— Да, ты верно угадал. Там полно народу, и все смотрят… бр-р, отвратительно. И знаешь что… или мне показалось? Вроде бы в толпе стоял капитан. Странный сон, правда?

— Ага… — буркнул Джа-Джинни, раздумывая, как бы перевести разговор в безопасное русло. Крылан по-прежнему сидел на подоконнике, но прекрасно услышал, как Эсме встала с кровати и подошла к нему. Думая, что он не почувствует, девушка осторожно прикоснулась к маховым перьям его правого крыла. Джа-Джинни давно привык, что у всех, кто оказывается поблизости от него, возникает непреодолимое желание потрогать крылья, единственным исключением из этого правила оказался Кристобаль Крейн. Джа-Джинни не испытывал в таких случаях ничего, кроме раздражения… но не сейчас.

— Это был не мой сон, — сказала Эсме, легко разрушив хрупкое волшебство, которое сама же и сотворила.

Крылан нахмурился.

— Как это — не твой?

— Так. Чужой сон, только и всего. Заплутавший мыслеобраз… днем я могу защищаться от них, а ночью — другое дело. Я сплю, они приходят. Велин пытался научить меня держать защиту и во сне, но не получилось. А уж «Невеста» рада стараться! Я из-за нее каждую ночь попадаю в чужие видения. По-моему, она так развлекается.

В душе крылана появилась смутная надежда, что все обойдется.

— Но этот ты увидела впервые?

— Да-а… — Она зевнула. — Наверное, это был кто-то из постояльцев. Слушай, а о чем ты говорил вчера с Вороном? И почему он так странно тебя назвал? Вестник… смерти?

Джа-Джинни беспокойно заерзал на подоконнике и впервые за все утро обернулся. Эсме, взъерошенная и по-прежнему с кругами под глазами, смотрела на него; безмятежное выражение ее лица сменилось понимающим. Даже сочувственным.

«Что бы такое придумать?..»

— Извини, — сказала целительница, не дожидаясь ответа. — Можешь не отвечать.

— У меня все написано на лбу? — спросил он с легкой иронией. Она покачала головой:

— Нет. Я же говорила. Мне не нужно читать мысли, чтобы ощутить, что ты сейчас испытываешь — ты или кто-то другой.