Покосившаяся вселенная выпрямилась, способность мыслить снова вернулась как раз к тому времени, когда она стала объяснять, чего хочет.

И тут в молчании, последовавшем за ее объявлением, Кросс понял правду, в которой не было ни малейших сомнений: леди Филиппа Марбери, дочь маркиза Нидем и Долби и свояченица маркиза Борна, совершенно рехнулась.

– Прошу прощения, – промямлил Кросс, пораженный своей способностью оставаться любезным перед лицом полнейшего безумия. – Я совершенно уверен, что не так вас расслышал.

– О, а я уверена, что расслышали, – ответила она просто, словно говорила о погоде. Большие голубые глаза за толстыми очками, похожие на совиные, вызывали в нем странную неловкость. – Должно быть, я умудрилась потрясти вас, но заверяю: у вас прекрасный слух.

Филиппа Марбери наступала на него по дорожке между полудюжиной высоких книжных стопок и бюстом Медузы, который он хотел отодвинуть. Подол светло-голубой юбки задел одну из змей, и шорох ткани о бронзу насторожил его.

Что-то не так.

Он не замечает ее. Не должен замечать.

В чертовой комнате слишком темно.

Кросс зажег лампу, отойдя для этого довольно далеко. К двери. А когда поднял глаза, увидел, что она изменила курс.

Подошла ближе, едва не прижав его к тяжелому столу красного дерева, почти лишив равновесия. На секунду он подумывал распахнуть дверь: посмотреть, может, она уберется, оставив его в офисе свободным от ее присутствия, от всего, что она собой представляла. Он был вполне способен плотно закрыть за ней дверь, сделать вид, будто этой встречи никогда не было, и начать день снова.

Кросс наткнулся на большие счеты, и стук костяшек черного дерева вернул его к действительности.

Он замер.

Она продолжала наступать.

Он был одним из самых могущественных людей Британии, совладельцем знаменитого лондонского игорного дома, дюймов на десять выше ее и достаточно грозным, когда хотел быть таковым.

Она не из тех женщин, которых он обычно замечал. Не из тех женщин, которые ожидали от него внимания. И уж точно не из женщин, способных поколебать его самообладание.

«Соберись с духом, человече».

– Стойте!

Она остановилась.

Резкое слово висело между ними, словно его мольба о защите.

Ему это не понравилось.

Не понравился сдавленный звук, говоривший о том, что это странное создание умудрилось так подействовать на него.

Но леди Филиппа, слава богу, этого не увидела. Вместо этого она наклонила голову, как любопытный игривый щенок, и Кросс едва удержался от искушения рассмотреть ее как следует.

«Она не создана для того, чтобы на нее смотреть».

И уж определенно не создана для его взглядов.

– Повторить еще раз? – спросила она, не дождавшись, что он скажет дальше.

Он не ответил. Повторение было ни к чему. Требование леди Филиппы Марбери впечаталось в его память.

Тем не менее она подняла руку, надвинула очки на переносицу и глубоко вздохнула:

– Я требую, чтобы вы меня погубили.

Слова были так просты и тверды, как и в первый раз, когда она их произнесла. Ни малейшей нервозности.

Погубить ее…

Кросс наблюдал, как шевелятся эти губы, округляясь на слогах, лаская гласные, задерживаясь на согласных, превращая слово в нечто подобное его истинному значению.

Почему-то в кабинете стало слишком тепло.

– Вы безумны.

Филиппа Марбери помедлила, явно застигнутая врасплох таким заявлением. Прекрасно. Пора кому-то, кроме него, изумиться событиям этого дня.

Наконец она покачала головой:

– Я так не думаю.

– А стоило бы задуматься, – сказал он, проталкиваясь мимо, стараясь увеличить расстояние между ними – весьма нелегкая задача в тесном, забитом вещами кабинете.