|
Оставалось еще одно дело. Макс вяло кивнул команданте и двинулся туда, где уже кружили грифы и мелькали в высокой траве тени каких-то мелких зверьков. Животные покрупнее боялись людей, но мелкие падальщики уже готовы были пировать. Чудовищный удар сорвал с Нгеле очки и вдавил их в лоб. Теперь Макс мог видеть тусклые, но все еще разноцветные глаза. От Нгеле мало что осталось, но главное было на месте. Под сбившимся набок массивным ожерельем скромно поблескивала фигурка Броненосца. Макс наклонился и, стараясь не смотреть на кошмарное месиво из мяса и костей, разрезал кожаный шнурок. Серебристый металл был испачкан кровью; особенно много ее было на мордочке фигурки — будто Броненосец только что поедал кровавое мясо. От этой мысли Максу стало нехорошо. Вздрагивая от отвращения, он вытер фигурку платком; отбросил испачканную тряпку в траву и запрятал Броненосца в карман. Тут же зачесались глаза. Макс взглянул на команданте и хмуро сказал: — Нгеле как минимум дважды заморачивал людей, которые приходили послушать вас, просто из желания проверить действие Броненосца, вы знаете об этом? И неизвестно, что именно они видели и что из этого выйдет. В следующий раз, когда вам понадобится этот предмет, скажите мне, что надо с ним делать, а не действуйте через кого-то еще. — Договорились, — ответил Че и протянул Максу темные очки. ГЛАВА 15 ПОХИЩЕНИЕ Ла-Игера, Боливия, октябрь 1967 года Здесь была ночь — но луна стояла высоко в чистом небе, яркая, огромная, синеватая, — будто еще один ход в совсем уж иные пространства. Юльке даже не понадобилось включать фонарик, чтобы осмотреться. Линза выкинула ее в банановую рощу. Длинные, изрезанные по краям листья отбрасывали иссиня-черные тени; они слабо шевелились то ли от незаметного ветерка, то ли сами по себе. Гроздья плодов казались тушами гигантских чешуйчатых броненосцев, свернувшихся в клубки и повисших на ветвях. Но единственными звуками, которые услышала Юлька, был шелест листьев и дружный, налетающий волнами звон цикад. Несколько минут Юлька сидела, обхватив себя руками, все еще парализованная страхом. Потом паралич сменила дрожь, озноб, от которого стучали зубы и ходили ходуном коленки. И только потом наконец пришли слезы. Юлька не знала точно, сколько она провела времени, сидя на теплой твердой земле и рыдая в колени. Брюки промокли от слез и соплей, горло болело, глаза опухли и чесались — но когда слезы иссякли, Юлька поняла, что ужас отступил. Она снова была собой — невыносимый груз знания и воспоминаний спрятался в глубине мозга, окутанный плотным коконом. Все еще всхлипывая, Юлька выкурила несколько сигарет подряд, сердито втаптывая окурки в сухие земляные комья. Рот наполнился горечью от смолы, никотин, казалось, капал из ушей — но теперь она готова была жить дальше. Первым делом хотелось понять, куда ее занесло. Между банановыми деревьями вилась узкая тропка, и Юлька пошла по ней, не задумываясь особо о том, что делает. Вскоре она оказалась на грунтовой дороге, довольно ровной, но покрытой толстым слоем мягкой пыли, которая взвивалась из-под ног призрачными фонтанчиками. Дорога вилась между полями и огородами, на которых иногда стояли хижины на высоких сваях, крытые пальмовыми листьями. Было довольно прохладно, но посеревшая, жесткая трава у обочины, запах сухой пыли, тепло, идущее от плотно укатанной земли, — все говорило о том, что днем здесь царит жара. Участки при хижинах становились все меньше, а сами они — больше, сваи сменили каменные фундаменты, дорога окончательно превратилась в улицу, и Юлька поняла, что входит в какой-то поселок. Вскоре она увидела на обочине жестяную табличку с надписью: «Ла-Игера». Название отчетливо ассоциировалось у Юльки с Боливией; она была уверена, что где-то уже его слышала. Недалеко же ее забросило. Она-то надеялась очутиться в другой стране, а лучше — на другом континенте. |
