Этот факт означает, что он не привлекает к себе ничьего внимания. Правоохранительные органы штатов не сообщают о таких пожарах федералам, а между собой штаты не обмениваются информацией.

А еще этот факт вынуждает меня прибегать к абсолютно дилетантскому методу сбора информации при помощи «Гугла» и «Ютьюба», просмотра веб-сайтов и форумов, посвященных поджогам и борьбе с пожарами, а также получения по подписке срочных сообщений с веб-сайтов местных новостей. В Соединенных Штатах каждый день случаются пожары (и умышленные, и случайные), которые приводят к гибели людей, и, независимо от того, сообщают о них федеральным органам охраны правопорядка или нет, они всегда фигурируют в местных выпусках новостей того или иного региона. Поэтому меня ежедневно буквально заваливают новостями о пожарах. Девяносто девять процентов этих новостей не имеют никакого отношения к тому, что я ищу, но мне приходится просматривать их все, чтобы хоть что-то найти. Похоже на поиски иголки в стоге сена.

Сейчас уже приближается вечер. Я несколько часов просидела за своим лэптопом, роясь в интернете и пытаясь найти какие-нибудь зацепки. Я попробовала навести справки о пожаре, произошедшем в Лайле, штат Иллинойс, но тамошний полицейский мне так до сих пор и не перезвонил.

И тут вдруг начинает тренькать мой смартфон. Как говорится, черта помянешь — он и появится. Я думаю, что это как раз тот полицейский, хотя после целого дня, проведенного в уединении, я с удовольствием поговорила бы и с каким-нибудь телемаркетером, пытающимся уговорить меня застраховать свою жизнь.

Я включаю в своем сотовом режим громкой связи и кричу:

— Алло!

— Госпожа Докери, это лейтенант Адам Ресслер, полицейское управление Лайла.

— Да, лейтенант. Спасибо, что перезвонили.

— Госпожа Докери, вы не могли бы сообщить мне, какой у вас сейчас статус? Вы работаете в ФБР?

Вот это для меня уж проблема так проблема. Я ведь сейчас не работаю в ФБР. Нежелательно было бы сообщать ему даже то, что я аналитик, а не специальный агент: некоторые представители местных правоохранительных органов соизволяют общаться только с агентами, — но я сейчас уже и никакой не аналитик. Когда они начинают искать мой код авторизации, они всегда его находят и убеждаются в том, что я — та, за кого себя выдаю, однако проблема заключается в том, что в данный момент за этим кодом уже не фигурирует информация о том, каким статусом в ФБР я обладаю.

— Моя работа в ФБР временно приостановлена, — отвечаю я, — поскольку я выполняю особое задание.

Любой юрист назвал бы эти мои слова «формально правдивым заявлением». Просто так получилось, что ФБР не имеет никакого отношения к этому «особому заданию», которое я, по правде говоря, дала себе сама. Я ведь вообще-то временно отстранена от работы, а потому занимаюсь чем-либо исключительно по собственной инициативе. Однако сейчас я сумела приукрасить сложившуюся ситуацию, при этом по большому счету не соврав.

Обычно это срабатывает — до определенной степени. Мне удается попадать в диапазон где-то между обычным гражданином или шумливым репортером и реальным сотрудником правоохранительных органов. Благодаря этому я как-то умудряюсь получать ответы как минимум на безвредные, в общем и целом, вопросы.