— Так же он был великолепным шахматистом. Однажды прошел на Пан-Американском шахматном турнире в финал, но был побежден Луисом Доминго. Для Шиноды это вообще был плохой год. Ему также собирались присудить Американскую научную награду, но она досталась... химику...

Она пробежала пальцем по листу бумаги в поисках имени. Куртцман, набивавший себе курительную трубку, сказал:

— Окава, он биохимик.

— Точно, Акира Окава, еще один японо-американец. По-видимому, между ними какое-то время были трения. Шинода хотел, чтобы Окава работал с ним, но тот отклонил его предложение. Во всяком случае, я выяснила, что, если бы большая часть работ Шиноды не была секретной, ему бы присудили Нобелевскую премию.

— Это наверняка, — согласился Куртцман. Он перевернул конверт, на котором сделал ряд пометок. — Я просматривал кое-какие его бумаги. Несомненно, этот человек был гением. Он сделал революцию в науке и ушел на многие годы вперед всех остальных в этой сфере. Шинода отличался блестящей изобретательностью, когда дело касалось кодов и шифров. Последний успех ему принесла программа «Проконтролируй товарища».

Куртцман огляделся. Убедившись, что его слова вызывают внимание окружающих, он продолжил:

— Проблема последних лет заключалась в том, что придуманные Шинодой методы обнаруживали принципиальные возможности техники, поэтому он обратился к развитию нового поколения компьютеров. Нет, если использовать слово «поколение», может ввести в заблуждение, так как оно предполагает просто усовершенствование уже существующих моделей. Шинода же создавал целый новый класс компьютеров, которые имели бы органические, или в некотором смысле живые, компоненты.

— Это похоже на научную фантастику, — сказал Болан.

— Это научная реальность, уверяю вас.

Просматривая свои записи, Куртцман покачивал головой в восхищении, которое один знаток дела может испытывать к другому.

— Первый современный крупномасштабный цифровой компьютер имел более тридцати тонн скобяных деталей, включая восемнадцать тысяч вакуумных трубок, — объяснил он. — Развитие транзисторов означало принципиальное усовершенствование, но самый главный прорыв произошел с появлением силиконовой стружки. По мере того как размеры деталей из твердых металлов становились все меньше, появлялась возможность выпускать изделия из гибких металлов.

— Но Шиноде этого было недостаточно, — подсказал Броньола.

— Точно. Он отказался от дальнейшей миниатюризации, для того чтобы работать на молекулярном уровне. Шинода предполагал использовать в новой компьютерной системе бактерии.

— Итак, насекомые снова будут в компьютере? — пошутила Эйприл.

— Можно и так сказать, — улыбнулся Куртцман. — Контролируемые бактерии будут обеспечивать процессы переключения внутри биоосколков на протеиновой основе. Это необходимое сочетание генной инженерии и электроники способствовало созданию машины, которая производит операции в миллионы раз быстрее, нежели все самые совершенные компьютеры, а способность к запоминанию вырастает до десятка миллионов раз.

— Но ведь это слишком много! — вырвалось у Эйприл.

— Действительно страшно, — подтвердил Куртцман. — Эти новые машины могли оперировать закодированными сообщениями неслыханной мощности, за исключением такого человека, как Шинода.

— Компьютеры этого класса могли делать и другие вещи в том числе, — заметил Болан.

— Это то, о чем нам и надо побеспокоиться, — сказал Броньола. — Выводы чрезвычайные и ужасающие.

— Представьте себе, — сказала Эйприл, — ведь если кто-то обнаружит этот биоосколок, то сможет перепрыгнуть на несколько лет вперед.

— Не забудьте о совершенствовании оружия и защитных систем, — добавил Куртцман.