Однако в данный момент я размышляю лишь о том, что, возможно, еще не поздно попытаться удалить кровавое пятно с белого жакета Бренди, хотя бы при помощи минералки…
До некоторых пор вся моя взрослая жизнь сводилась к тому, что за невероятную уйму денег в час мне, разнаряженной и причесанной, следовало стоять на огромном куске бумаги и выполнять требования какого-нибудь фотографа, нанятого той или иной известной компанией. Он говорил, какие чувства и эмоции я должна изображать.
- Покажи мне страсть, детка! - кричит фотограф.
Вспышка.
Покажи мне злобу!
Вспышка.
Покажи мне отрешенность, внутреннее опустошение экзистенциалиста.
Вспышка.
Покажи мне неистовую интеллектуальность как способ выживания в этом мире.
Вспышка.
Возможно, то, что я сейчас испытываю, не что иное, как шок, ведь прямо у меня на глазах один из моих заклятых врагов выстрелил во второго моего заклятого врага. Все вышло как нельзя лучше. Бабах - и конфликт разрешен. Этот давний конфликт и мое знакомство с Бренди Александр породили во мне странное чувство - желание трагедии.
Наверное, когда я поднимаю руку с носовым платком и подношу ее к лицу, спрятанному под густой вуалью, люди думают, что я утираю слезы. На самом же деле я просто закрываю нос, используя платок как своеобразный фильтр - дышать в горящем доме Эви становится все более затруднительно. Воздух гуще и гуще наполняется сизым дымом.
Я сижу, опустившись на колени рядом с Бренди. Мне ничего не стоит достать откуда-нибудь из многочисленных складок своего платья таблетки - "дарвон", "демерол" и "дарвоцет-100". Тогда на мне сосредоточилось бы всеобщее внимание.
Мое платье из набивного ситца - нечто похожее на Туринскую Плащаницу. Коричнево-белое, широкого покроя, с драпировкой. Длинный ряд блестящих красных пуговиц выглядит подобно стигматам на теле святого. Лицо мое скрыто под несколькими ярдами черной органзовой вуали, украшенной вырезанными вручную крошечными австрийскими звездочками из хрусталя. Никто не видит, какое у меня лицо, но в этом весь смысл. Я смотрюсь элегантно и святотатственно, а потому чувствую себя необыкновенно - божественной и аморальной.
Воплощение высокой моды, становящееся все более экстравагантным.
Языки пламени неумолимо движутся вниз по обоям в холле. Это я разожгла огонь, чтобы добавить декораций. Кажется, что дом, в котором мы находимся, ненастоящий. Что эта горящая постройка - декоративный особняк эпохи Тюдоров, воссозданный по маленькой музейной копии, копии, копии. И что от подлинности нас отделяет сотня поколений. Хотя… Разве все мы - не реальность?
Прямо перед тем как Эви с криками выскочила на лестницу и выстрелила в Бренди Александр, я расплескала целый галлон духов "Шанель № 5" по ее спальне, подожгла пригласительный билет и бросила его на пол. Мгновение - и у меня в руках еще один шанс начать новую жизнь.
Забавно, но когда углубляешься в раздумья даже о самом крупном пожаре, какой когда бы то ни было знавало человечество, понимаешь, что он всего-навсего химическая реакция. Окисление. И сознаешь, что тело Жанны д'Арк просто соединилось однажды с кислородом.
Все еще вращаясь на полу, винтовка поворачивается стволом ко мне, к Бренди.
Независимо от того, насколько сильной кажется тебе твоя любовь к человеку, когда лужа крови, струящейся из его раны, растекается по полу настолько, что едва не касается тебя, ты невольно отстраняешься.
Кабы не эта жуткая драма, денек был бы чудесным. Сегодня тепло и солнечно, и сквозь раскрытую парадную дверь видны крыльцо и зеленая лужайка перед домом. С улицы тянет теплым запахом свежеподстрижен-ного газона, и слышны голоса выскочивших из дома гостей. К настоящему моменту все они похватали приглянувшиеся им сувениры - из хрусталя и серебра, - вылетели на улицу и дожидаются теперь приезда пожарной бригады и медработников.
Бренди разжимает одну из своих крупных, украшенных кольцами рук и прикладывает ее к ране, кровь из которой залила уже практически весь мраморный пол в холле. |