Если он хотел остаться в живых, то его должны были видеть садящимся на самолет, вылетавший из Южной Африки в тот же день.

Он вернулся в гостиницу в Претории, где его ждало сообщение с просьбой перезвонить Тареку в Лондон. Он позвонил, но Тарек был на совещании. Кальдер выписался из гостиницы и проехал пятьдесят километров до аэропорта Йоханнесбурга, где купил билет в одну сторону до Лондона с посадкой в Лусаке. Два часа ожидания в аэропорту, два часа полета до Лусаки, где он купил обратный билет до Йоханнесбурга. К десяти часам он был снова в Южной Африке, надеясь, что те, кто за ним следил, не будут дожидаться в зале прилета, чтобы проверить, не надумал ли он вернуться. Он взял напрокат машину и поехал в Сэндтон — северное предместье, где устроился в гостиницу. Звонить Тареку уже было поздно, но на мобильник Ким он все же позвонил. Ее телефон был отключен, но он оставил голосовое сообщение, объяснив, где был.

Хотя его номер располагался на четвертом этаже, он тщательно запер все окна и дверь, но все равно спал очень неспокойно. Он то и дело просыпался и начинал вглядываться в темноту, в смутные очертания кресла, занавесок и торшера, и напрягать слух, пытаясь уловить необычный звук на фоне приглушенных шумов ночного города. Он понимал умом, что посторонних в номере не было, но его подсознание в это не верило.

Либби Вайсман жила в Йовиле — если верить карте, это был квартал к западу от делового центра Йоханнесбурга. При солнечном свете Сэндтон оказался очень живописным: шикарные отели, новые невысокие, но очень внушительные здания банков, широкие пешеходные улицы — весь район просто кричал о роскоши. Роскоши и белых людях. Кальдер ехал по засыпанным листьями улицам мимо надежно охраняемых домов. При приближении к центру картина менялась. Больше черных, меньше деревьев, обветшалые дома, огромные очереди на автобусных остановках. Когда он добрался до Йовиля, белых на улице уже не было, если не считать двух бритоголовых головорезов в полицейской патрульной машине.

Чувствуя себя неуютно, он наконец нашел улицу, где жила Либби Вайсман, и подъехал к ее дому — огромному бесформенному зданию с облупившейся краской, окруженному другими, еще более запущенными жилищами. Лет пятьдесят назад здесь был ухоженный и престижный квартал, который сейчас превратился в трущобы, заполненные проститутками и бродягами. К нему подошел необычайно худой иссиня-черный мужчина, предложив купить нечто завернутое в бумагу. Кальдер отказался, не став выяснять, что это. Непрестанно оглядываясь по сторонам, он чувствовал себя легкой мишенью для Виссера и вообще любых злоумышленников, если на то пошло. Когда дверь открылась, он испытал чувство настоящего облегчения.

Либби Вайсман оказалась полной женщиной лет шестидесяти с темными волосами, подернутыми сединой, которые падали до плеч. На ней была длинная джинсовая юбка и потертая зеленая толстовка. Утром он с ней созвонился, и она его ждала. Улыбнувшись, Либби провела его на кухню, где пахло газом и сыростью.

— Интересный квартал, — заметил Кальдер.

— Это — «зона боевых действий», — отозвалась Либби.

— Понятно.

— Йовиль раньше был столицей радикалов Южной Африки, — пояснила Либби. — Мои дед с бабкой, бывшие убежденными революционерами, приехали сюда из Литвы и поселились здесь сто лет назад. Традиция сохранилась, и в начале 1990-х, когда в Южную Африку стали возвращаться сторонники АНК, они тоже стали селиться здесь. Здесь я родилась и после развода в 1991 году вернулась сюда из Кейптауна.