Переместившись к прикроватной тумбочке, она принялась изучать его содержимое. Вышитый носовой платок, огрызок свечи, молитвенник. Ничего существенного. Алисия перенесла лампу в гардеробную и принялась перебирать в шкафу многочисленные туалеты, которые Дрейк купил для мамы.

У нее снова больно сжалось сердце при мысли о его предательстве. Как мог человек, способный на щедрость и доброту, позволить, чтобы им управляли ненависть и желание мести? И как она все еще может стремиться к нему?

Тем не менее, она стремилась. Где-то в глубине души Алисии теплилась любовь к нему, и этот огонек трудно было загасить. Она знала, что Дрейк мог быть безжалостным, и в то же время она готова была пойти на жертву. Она не верит, что он способен ответить ей любовью, что его чувственная страсть способна перерасти в настоящую любовь.

Проклятый игрок! Ей давно следовало понять, что такому негодяю, как он, нельзя верить.

Смахивая злые слезы, Алисия отодвигала платье за платьем, стараясь не проглядеть какого-нибудь укромного уголка или закоулка. Она заглядывала в ящики, проверяла, не лежит ли что-нибудь сверху на шкафах, засовывала пальцы во все щели.

Наконец, удрученная и измученная бесплодными поисками, она опустилась на стул и попыталась проанализировать, где мама могла прятать то, что считала самым дорогим.

И тогда взгляд Алисии упал на бочонок бутафорских золотых монет, которые мама использовала, когда играла в пиратов.

Не питая слишком больших надежд, Алисия бросилась к нему и погрузила руку в кучу раскрашенных оловянных кружочков. Послышался металлический звон, несколько монет высыпалось на пол. Почти на самом дне бочонка ее пальцы нащупали небольшой сверток.

Алисия извлекла его. Это были письма — с десяток или чуть больше, перевязанные не совсем чистой розовой атласной лентой. Бумага писем пожелтела. Алисия знала, что мама берегла эти письма, она натыкалась на них раньше — они были спрятаны под незакрепленной половицей в спальне, когда они жили в Пембертон-Хаусе. Алисия тогда не стала их читать. Она полагала, что в них содержится какая-нибудь сентиментальная чепуха, которая не имеет никакого значения ни для кого, кроме мамы.

До сегодняшнего вечера.

Закрыв глаза, Алисия прижала письма к груди. Да простит ее Господь! Она не хотела читать письма, которые мама сохраняла все эти годы. Письма, которые так хотел найти лорд Хейлсток.

И если ее подозрения оправдаются, она даст в руки Дрейку инструмент для еще более сокрушительной мести…

В течение целого часа Дрейк был занят тем, что давал указания целой команде лакеев, а когда остался наедине с братом, то почувствовал непривычную для себя неловкость.

Слуги внесли красного дерева кровать с пологом на четырех столбиках. Несколько горничных принесли и застелили белье, развели огонь в камине, закрыли ставни из полированного дерева. Ковер свернули и убрали из комнаты, чтобы Джеймс мог свободно передвигаться на кресле-каталке по мраморному полу. В небольшой прихожей камердинер распаковывал чемоданы с одеждой Джеймса.

Глядя, как Джеймс едет к кровати, Дрейк задал себе вопрос, почему согласился на всю эту затею. Он никогда не допускал благородного братца в свой дом. Это был вид мести, какой Дрейк никогда не замышлял. Он вовсе не собирался умыкать наследника маркиза. Сейчас он не испытывал никакого триумфа, было лишь ощущение нереальности происходящего.

Он приобрел брата сегодня. И потерял жену.

Дрейк снова сделал глоток бренди. И хотя он выпил уже полграфина, это не притупило остроты потери. Скорее он стал сентиментальным.

Оставить Алисию в Пембертон-Хаусе. Он не мог этого допустить. И продолжал стоять, глядя, словно снедаемый любовью болван, на закрытую дверь в библиотеку. Он испытывал отчаянное желание увезти ее обратно в тот дом, где она обязана находиться. Конечно, она бы сопротивлялась, но он заключил бы ее в объятия и понес в карету.