24 июля

18:00

Из тюрьмы я поехал прямо домой. В моей голове поочередно раздавались голоса, то Сары, то Энджел. Как только я вылез из машины, мой пес Рио тут же попытался помочиться на мои туфли, и я, вместо того, чтобы как обычно засмеяться или мягко оттолкнуть его в сторону, собрался его пнуть. Я с трудом успел себя вовремя остановить. По какой-то причине мысль о том, что он описает меня, настолько взбесила, что я захотел причинить ему боль. Я обругал пса и перешагнул через него, поскольку он съежился на дороге.

Я зашел на кухню. Кэролайн стояла, наклонившись над плитой. Я почувствовал запах брокколи. Ненавижу брокколи.

— Привет, дорогой, — сказала она. — Я слышала, что процесс отложили. Что происходит?

— Я собираюсь свернуть этой собаке шею.

— Полагаю, это не очень хорошая идея.

— Мне надоело, что он мочится на меня. Я устал от того, что все на меня кладут.

— Что происходит, Джо?

— Ничего.

Я прошел через кухню и направился в спальню, чтобы переодеться. Я чувствовал напряжение, сильное давление в висках так, что зрение сужалось до одной точки. Я почувствовал руку на плече. Прикосновения Кэролайн обычно успокаивали меня, но на этот раз это не сработало.

— Джо, что не так? Скажи мне.

— Вероятно, будет лучше, если ты сейчас оставишь меня в покое.

— Оставить тебя в покое? Почему? Что я такого наделала?

— Ничего, — ответил я. — И это только часть проблемы.

На самом деле, пока я ехал домой, у меня накопилось много гнева по отношению к Кэролайн. Я должен был заботиться о ней, и это означало, что мне следовало продолжать трудиться. Но я устал работать напропалую с людьми, которые этого не заслуживали и не ценили. Я устал от того, что меня использовали, лгали и сомневались в том, правильно ли я все делаю. Меня тошнило от всего этого.

— Дорогой, я люблю тебя, — произнесла она.

— Не поможет.

— Сегодня ты был под большим напряжением. Как насчет горячей ванны?

— Не хочу. Почему ты не делаешь то, что я прошу? Почему не оставляешь меня в покое?

— Как ты смеешь так говорить со мной? — воскликнула Кэролайн. — Я понимаю, ты ненавидишь работу. Знаю, иногда ненавидишь себя, но это не значит, что ты можешь вымещать все это на мне. Я не сделала ничего, кроме того, что люблю тебя и пытаюсь помочь в трудные времена, и не буду стоять здесь и выслушивать, как ты оскорбляешь меня. Джо, я не девочка для битья!

Все, что я чувствовал — это напряжение в голове. Я терял контроль над собой. Я прошел мимо нее и вернулся на кухню.

— Что ты делаешь? — Она стояла прямо за моей спиной. Я направился к двери. — Куда ты идешь?

— Наружу. Я ухожу.

Именно так я и поступил. Я поехал в Джонсон-Сити в бар «У Фриттера», в котором сидел в одиночестве и какое-то время пил водку. Затем попросил ликер «Егерместер». Потом еще один стакан. Я сидел там несколько часов.

Когда я вышел из бара, шел дождь, но мне было все равно. Я убедил себя, что мне необходимо отправиться в другое место, поэтому пересек на машине город, при этом закрыв одной рукой правый глаз, чтобы не двоилось в глазах. Я проехал через ворота комплекса Администрации по делам ветеранов, затем повернул к месту, где находилось кладбище с длинными рядами белых крестов, и в пьяном виде направился к участку, где был похоронен отец. Я вышел из машины и проковылял под дождем, пока не нашел нужную могилу.

Затем лег на могилу и потерял сознание.

Мне снилось, что я лежу в зарослях джунглей Гренады. Каким-то образом я отделился от моей команды. На лице нанесена камуфляжная краска, и я направлял оружие на дорогу. По направлению ко мне двигалась группа из шести кубинских солдат.